– Они не могли погибнуть, – решительно заявил полковник.

– Это неважно, – нетерпеливо махнул рукой депутатский значок. – А важно как раз то, что мы находимся в полном неведении и гадаем на кофейной гуще, чего не должно быть в принципе. И в связи с этим, товарищ полковник, у меня возникает к вам естественный вопрос: а что нам мешает послать на поиски вторую группу? Сколько понадобится времени, чтобы доставить на Шпицберген других ваших людей?

– Часов пять, – не задумываясь ответил полковник.

– Прекрасно, – всплеснул руками мужчина. – Что же мы тогда сидим и переливаем из пустого в порожнее?

– Возникли некоторые сложности, – уклончиво ответил Борщевский.

– Какие еще сложности? – Гражданский раздраженно глянул на оппонента. – У кого сложности? У вас? Так я вам помогу. Вы только обрисуйте мне свои проблемы, а уж я их решу, поверьте. – Он с нескрываемым высокомерием глянул на полковника, намекая на свои самые широкие связи и возможности. – Итак?

– Мне не хотелось бы посылать вторую группу, – ответил полковник после секундной паузы. – Вторая партия за несколько часов – это может вызвать у датчан нездоровый интерес к операции. Я предпочитаю соблюдать хотя бы элементарные правила конспирации. Это раз.

– Чепуха. – Мужчина с депутатским значком сделал отметающий жест рукой. – Здоровый интерес, нездоровый – какая нам к бесу разница? Пусть думают что хотят, как хотят и чем хотят. На карту поставлено слишком многое, чтобы обращать внимание на чьи-то «хотелки». С этим разобрались? Что там у вас за «два»?

– Час назад я на всякий случай попросил сделать запрос именно по возможности отправить на поиски дополнительную бригаду спасателей, – ответил Борщевский. – Плохая видимость, повышенная опасность и все такое…

– И?..

– Датчане ответили отказом. Это два.

– Чем они мотивировали? – не унимался мужчина. – Есть внятные причины?

– Так точно. – Полковник достал бланк официального ответа. – К поискам подключились сами датские спасатели и большая группа людей и техники с американской военной базы в Туле. Это на северном побережье Гренландии. Одним словом, они считают, что в поисках задействовано достаточно сил и средств, в помощи они не нуждаются, а посему не считают целесообразным допускать на территорию острова российских специалистов. К тому же, – добавил Борщевский, – датчане, по-моему, да и янки догадываются, специалистов какого класса мы к ним хотим высадить.

– Откуда? – живо поинтересовался гражданский чин.

– На борту потерпевшего крушение авиалайнера находился наш человек, – пояснил полковник. – Он должен был сопровождать объект до Дублина, не вступая с ним в контакт.

– Наш агент? – удивился мужчина.

– Не совсем, – ответил Борщевский, – это сотрудник правоохранительных органов, который, кстати, тесно и много сотрудничал с Интерполом. И если сотрудники этой организации просмотрели список пассажиров и видеозапись регистрации, а сделать это они были просто обязаны по инструкции, – добавил полковник, – то наверняка опознали и личность нашего офицера госбезопасности.

– Вы что, – мужчина удивленно глянул на визави, – не могли приставить «не засвеченного»? Или так сложно до этого додуматься?

– Несложно. – Борщевский пожал плечами. – Но это было уже не в нашей компетенции. – И он выразительно глянул на одного из присутствующих старших офицеров.

– Понятно. – Мужчина с депутатским значком досадливо махнул рукой. – Все сферы влияния поделить не можете? И все-то у вас через… боком выходит. Ну, и что теперь все мы будем делать? – Он посмотрел на собравшихся, выждал некоторое время, но никакого ответа на свой вопрос так и не услышал. – В молчанку играть я и сам умею. – В его голосе появились жесткие нотки. – Натворили тут, понимаешь… Устроили чехарду. Лавры небось уже делили? Доставили до Дублина, сдали с рук на руки и с докладом об успешной операции? Кто успел, тот и съел? Так вот молитесь теперь на этого капитана Коноваленко и его людей. Чтобы были они живы и здоровы и чтобы дело свое сделали как надо. А иначе с вами буду разговаривать не я, и не в этом месте, и, уж поверьте мне, совсем не так деликатно.

– Я пока не отдавал приказа о сворачивании нашего плана эвакуации с острова группы Коноваленко, – сообщил полковник. – Не думаю, что для этого есть веские основания, – снова заверил он присутствующих, немного повысив голос. – Я капитана хорошо знаю. Не подведет.

– Дай-то бог, – обреченно вздохнул гражданский чин. – Во всяком случае, в этой ситуации уповать нам больше не на кого. И самое поганое во всем этом то, что и помочь-то вашим людям мы ничем не можем…

– Они справятся, – уверенно подвел итоги совещания Борщевский.

Как ни всматривался Коноваленко вперед, как ни напрягал зрение, как ни старался предугадать за снежной пеленой возможную опасность, а уберечься все-таки не смог. Да и как по такому снегопаду разглядеть невидимое?

Формировали и отправляли их группу в спешном порядке. С собой из спецназовского арсенала бойцы взяли только самое необходимое. Да и не было в их подмосковных казармах такого оборудования, способного сканировать местность на несколько десятков метров вперед, определяя расселины, торосы и прочие ледниковые сюрпризы. Приборы ночного видения на складах были. Завались. А вот таких сканеров – нет. Не предусматривалось экипировкой.

К тому же никто и не мог предполагать, что следующий заброс будет в арктические льды Гренландии, да еще в такую неподходящую погоду. У российских шахтеров на Шпицбергене тоже особо разжиться было нечем. Так что, по большому счету, к выполнению операции в условиях Крайнего Севера группа Коноваленко была слабо подготовлена в техническом плане.

Даже с лыжами и то вышла загвоздка. Бойцы из спецназа люди, конечно, подготовленные, но, как ни крути, не спортсмены-профессионалы. Во всяком случае – не лыжные гонщики. А посему не было у подмосковных бойцов специального человека с набором мазей, который измерял бы температуру снега, пробовал его на плотность, рассыпчатость, влажность, и только после этого определял, что надо сделать и какую применить мазь, чтобы лыжи хорошо скользили. Лыжи по уставу положены, а хотя бы примитивный инструктор – нет…

Капитан монотонно месил снег, продвигаясь вперед с огромным трудом. Лыжи, понятное дело, не скользили, а сразу забились налипшим снегом и превратились в обузу. Но и без них было бы худо: как-никак, а с их помощью хотя бы не проваливался по колено в сугробы.

Понятное дело, после часа такой нудной и отупляющей маршировки внимание волей-неволей притупляется и концентрация ослабевает. Капитан сразу даже и не понял, что куда-то проваливается. Шел себе на лыжах и шел. Ориентиров – никаких, вокруг не видно ни зги. Такое ощущение, что топчешься на одном месте. Что-то неладное Коноваленко почувствовал, когда перестал двигать ногами, но тем не менее продолжал двигаться вперед.