В предвкушении чая с хлебом, маслом и печеньем Пруденс заглянула в гостиную. Эндрю сидел в кресле и читал учебник по животноводству, положив ноги в одних носках на подоконник. После проведенного в услужении времени бывший лакей не уставал радоваться собственному дому, где можно одеваться как вздумается, и частенько расхаживал по квартире в штанах, нижней рубахе и без обуви. При необходимости он моментально превращался в прилично одетого молодого человека, но, как ребенок, цеплялся за любую возможность пренебречь условностями. Пруденс редко видела сэра Филипа в чем-то более небрежном, чем домашняя куртка, да и то лишь в особые дни — например, рождественским утром, — и не уставала умиляться новообретенной привычке обычно застенчивого мужа.

— Выпьем чаю?

Эндрю поднял голову от книги. Очки для чтения сползли на кончик носа.

— С огромным удовольствием.

Пруденс достала хлеб, и тут в дверь постучали. Странно, может ей послышалось? Кейти заходила в гости всего раз, а другими друзьями в Лондоне они еще не обзавелись.

После повторного стука Пруденс открыла дверь и застыла на пороге. Она не знала, смеяться или плакать.

Перед ней стояла Виктория в изящном черном плаще и крохотной шляпке с черными перьями. Виктория в волнении стискивала руки, а в голубых глазах радость сменялась беспокойством, будто она не знала, как ее примут. Из-за ее спины выглядывала ухмыляющаяся Кейти.

— Мисс Виктория вся издергалась в предвкушении визита, но я-то видела, что вы души не чаете друг в дружке. Я уверила ее, что ты обрадуешься встрече — не важно, что за кошка пробежала между вами.

И Кейти оказалась права. Сердце Пруденс растаяло, объятия сами распахнулись перед любимой подругой. Виктория ринулась к ней, и Пруденс схватила ее в охапку. И как ей в голову пришло, что можно забыть о названой сестре? Хотя их разделяло всего два года, Пруденс всегда относилась к младшей дочери сэра Филипа как к ребенку, а причуды и фантазии Виктории вызывали у нее опасливое восхищение. С опозданием Пруденс припомнила, как описывала в письмах к Сюзи свою лондонскую жизнь. Но она не могла допустить, чтобы в Саммерсете злорадствовали над постигшими ее тяготами. Наверняка Виктория ожидала увидеть роскошные апартаменты. Прислугу. Пруденс спрятала за спину покрасневшие от стирки руки и с достоинством произнесла:

— Добро пожаловать в мой дом. — Оставалось надеяться, что маленькая посудомойка не стала пересказывать ее глупые выдумки барышне. А если все же пересказала — уже ничего не поделаешь. — Что привело тебя в город?

— О, мне надо столько тебе рассказать! Я приехала, чтобы стать корреспондентом ботанического журнала, а вместо этого получила должность клерка и оратора в Союзе суфражисток за женское равноправие.

Под непрерывный поток слов Пруденс взяла у девушек плащи. Она не могла оторвать глаз от Виктории. В полосатом, как зебра, платье та выглядела совсем взрослой. Подол едва доходил до лодыжек; спереди юбку делил разрез дюймов в шесть. И когда она так выросла?

— Но как так получилось? Ровена знает, чем ты занимаешься? А уж тетя Шарлотта точно не одобрит подобных выходок.

— Ой, да будет тебе! — замахала Виктория. — Я хочу послушать о твоих делах. Обо мне еще успеем наговориться.

Пруденс заметила, что обе девушки с любопытством оглядывают квартирку, а Виктория рассматривает обстановку с широко распахнутыми глазами. Внезапно собственное жилище показалось ей крохотным и жалким.

— Мы как раз собирались выпить чаю. Присоединяйтесь.

— Если не помешаем. — Виктория отодвинула себе стул. — Смотри-ка, наш старый карточный столик! Отлично придумано!

Пруденс почувствовала, как зарделись щеки. Если бы она не врала Сюзи последние месяцы, ничто не омрачало бы сейчас радость от встречи с Викторией. А так ей приходилось постоянно гадать, что рассказала посудомойка.

Кейти с улыбкой протянула коробку:

— Мама передала бисквит. Кажется, она боялась, что тебе будет нечем нас угостить. Хотя она считает, что ты делаешь успехи.

Пруденс нахмурилась и кивком указала на дверь:

— Эндрю дома. Он ничего не знает о наших уроках.

— Каких уроках? — тут же навострила уши Виктория.

— По домоводству.

— Зачем? — Голос девушки взлетел от изумления. — Почему ты просто не наймешь прислугу?

Пруденс прикусила губу и вместо ответа сняла с коробки крышку. Внутри лежал идеально выпеченный торт в розовой французской глазури.

— Боже, какая красота! — ахнула Виктория.

— Мне никогда не испечь подобного, — покачала головой Пруденс. К счастью, торт полностью завладел вниманием Виктории. — Стоит решить, что начинает получаться, и Мюриэль в очередной раз показывает, что мне еще учиться и учиться.

Пруденс достала тарелки и позвала мужа. На пороге кухни Эндрю потрясенно застыл.

— Я так увлекся книгой, что даже не слышал прихода гостей. Какой роскошный торт!

— Кейти принесла нам гостинец. — Пруденс бросила девушке предупреждающий взгляд. — Познакомься, это Кейти, моя подруга. Викторию ты, конечно же, помнишь.

К немалому удивлению Пруденс, взаимные приветствия прозвучали весьма прохладно, сдавленно. Неужели разница в происхождении окажется сильнее других факторов и они так и не сблизятся? Или между ними возникла личная неприязнь? Ведь Виктория никогда не придавала классам большого значения.

Вместо оживленного разговора за столом воцарилась тишина. Пруденс разрезала торт и разложила по тарелкам. Стульев всем не хватило, и Эндрю пересел в широкое, в уродливую клетку, кресло у плиты.

— Мое любимое кресло, — подмигнул он жене.

Та покраснела, вспомнив первую ночь наедине.

— Просто поверить не могу, что тебе приходится все делать самой, — заявила Виктория после кусочка торта.

— Чепуха! — уверенно ответила Пруденс, хотя ее смутило прямолинейное заявление. — Я вполне способна проследить за нашими с Эндрю нуждами.

— Ты могла бы давать уроки французского или игры на фортепиано, а не учиться замачивать белье и делать жаркое. К тому же тебе никогда не приходилось заниматься подобными вещами.

— Ты не умеешь стирать? — потрясенно переспросил Эндрю. Пруденс застыла пойманным кроликом и медленно покачала головой. Ее обман раскрылся. — И зачем ты скрывала от меня? Я бы тебя научил.

Обида в голосе мужа больно пронзила сердце. Про себя Пруденс отчаянно сожалела, что Виктория не умеет держать язык за зубами. С другой стороны, сама виновата: знала же, что Виктории не свойственно излишнее благоразумие.

— Ничего страшного. И знаете что, я не хочу учить чужих детей. Мне нравится работать по дому.

— Как скажешь. — Личико Виктории огорченно вытянулось. Но она тут же оживилась. — О, я придумала! Пусть тебя навестит Сюзи! Хотя бы на первое время, поможет обустроиться на новом месте.