— Дарма! Моя Дарма! — горестно воскликнул Каммамури, который любил тигрицу, как собственное дитя.

А в это мгновение издали донесся рокот трех последовательных выстрелов.

— Сигнал! Наконец-то! — скомандовал Самбильонг отступление. Затем он увлек за собой Каммамури, обезумевшего от горя при виде смерти тигрицы, со словами:

— Оставь ее! Она умерла!

Кучка храбрецов, в которой оставалось всего около десяти человек, воспользовавшись замешательством даяков, бросилась со скалы, оставляя на роковой вершине трупы павших в неравном бою товарищей. Беглецы мчались по направлению к морскому берегу, откуда в это время донеслись новые выстрелы Янеса.

Под градом пуль, непрерывно преследовавших беглецов, маленький отряд товарищей Самбильонга добрался до берега, где находилось около дюжины рыбачьих хижин.

Там шумело море, на волнах которого плясали у самого берега пироги с распущенными парусами, готовые отправиться в путь.

— Скорее! — приветствовал Янес спасшихся товарищей.

— А где же остальные? — спросил Тремаль-Наик, оглядывая печальным взором кучку израненных и измученных беглецов.

— Там! — ответил Самбильонг. — Погибли!

— Погибли вместе с Дармой! — рыдая, произнес Каммамури. Тень глубокой скорби легла на чело индуса при вести о гибели красавицы тигрицы, которую он любил не меньше Каммамури.

Две пироги под распущенными парусами тронулись в путь, направляясь по морю к юго-востоку. Они были заполнены остатками защитников кампонга. А на берег, только что покинутый людьми Янеса и Тремаль-Наика, уже выбегали даяки, оглашая воздух криками бессильной ярости и проклятиями в адрес беглецов. И видно было, как обитатели рыбачьего поселка, покинув свои убогие хижины, торопливо убегали вдоль берега, прячась от свирепых врагов в прибрежном кустарнике.

Через несколько минут мирный поселок уже пылал, подожженный дикарями, искавшими, на ком бы сорвать свою слепую ярость.

Обе пироги, подгоняемые свежим береговым бризом, обогнули остров Гайя, готовясь войти в залив Санангар, — тот самый, к водам которого Кабатуан катит свои мутные волны.

Пирогу несколько больших размеров, к тому же вооруженную небольшой пушкой, занимал Тремаль-Наик с дочерью. На другой пироге, которой командовал Янес, была только одна спингарда.

— Дрянь лодки! — отозвался о судах импровизированной флотилии Самбильонг. — Они стары, как я.

— Лучших, к сожалению, для нас с тобой выстроить не успели, — угрюмо пошутил Янес. — Видишь ли, мы слишком поздно предупредили рыбаков о нашем визите… Для нас большое счастье, что хоть эти скорлупки раздобыли.

— Куда направимся? На Мопрачем? — заговорил снова Самбильонг.

— Нет. Придется сначала пройти берегом до Насонга, — ответил Янес. — Я не очень доверяю этим скорлупкам, которые впитывают в себя воду, словно губки.

Солнце уже близилось к закату. Над морем спускались тени ночи. Янес сидел на корме своей утлой лодки на небольшом камне, который заменял суденышку якорь, докуривая последние свои сигары, в то время как большинство разместившихся с ним людей из бывшего экипажа «Марианны» отдыхало, лежа на дне лодки.

На потемневшем море не блестело ни единого огонька. На берегах, мимо которых плыли пироги, тоже царила глубокая тьма. Только около небольшого островка Санангара, расположенного при входе в бухту с тем же названием, сверкала красноватая точка — вероятно, огонь фонаря какого-нибудь рыболова, вышедшего на ночную работу.

Едва только пироги обогнули остров Гайя, как бриз улегся, и беглецы стали продвигаться с ничтожной скоростью.

— Я предпочел бы быть сейчас за сто миль от этой бухты, — пробормотал португалец. — Устье Кабатуана едва не стало роковым для моей «Марианны».

Ночь прошла спокойно. Почти до полуночи Янес бодрствовал, исполняя обязанности рулевого. Потом, сломленный усталостью, сдал руль отдохнувшему Самбильонгу, а сам растянулся под банкой и заснул. Несколько часов спустя его разбудил возглас Самбильонга:

— К оружию!

В это время только начинало светать, и обе лодки, которые за ночь почти не продвинулись вперед, находились у северного конца острова Гайя.

Услышав крик Самбильонга, Янес вскочил на ноги и спросил:

— Что случилось? Дьявольщина! Неужели мне не дадут отдохнуть?

Однако тотчас же его внимание было привлечено видом джонки — судна, по размерам значительно превышающего пироги и шедшего под двумя треугольными парусами. Джонка выбиралась в море из бухты, сопровождаемая полудюжиной двойных шлюпок, по обычаю даяков скрепленных между собой своеобразным помостом. Тут же виднелся паровой баркас, на мачтах которого не было видно определяющего его национальность флага.

— Что понадобилось от нас этой флотилии? — с удивлением пробормотал португалец.

Холостой выстрел из пушки, сделанный с борта джонки, был, казалось, ответом на его вопрос.

Флотилия приказывала беглецам остановиться.

— Даяки! — вскричал Самбильонг, бросившийся на нос, чтобы лучше рассмотреть экипаж флотилии. — Нам надо править к берегу.

— Опять? Но это наш конец, — отозвался, стиснув зубы, португалец. — Пытаться вступать в открытый бой с таким многочисленным и хорошо вооруженным врагом — безумие. Но и бежать некуда…

В самом деле, если еще можно было рассчитывать уйти от парусников, то не было никакой надежды спастись от преследования быстроходного парового баркаса.

Беглецам не оставалось ничего другого, как опять повернуть к берегу, или, в лучшем случае, пристать к острову Гайя, покрытому густыми лесами.

— К берегу и — заряжай ружья! — распорядился Янес.

Прао Тремаль-Наика, находившееся на некотором расстоянии от судна Янеса, уже изменило курс и теперь быстро двигалось по направлению к острову Гайя. К сожалению, времени было слишком мало. Отгадав план беглецов, джонка искусным маневром врезалась между обоими судами, а вслед за ней тот же маневр проделал и паровой баркас, который начал обстреливать пироги из своих пушек.

Янес схватил свой великолепный дальнобойный карабин и с лихорадочной быстротой стал посылать один выстрел за другим по джонке, целясь в людей, толпившихся на ее палубе. Остальные последовали его примеру.

— Лучше потонуть, — кричал Янес, — но не попасть живыми в руки этих зверей!

Экипаж пироги Тремаль-Наика, в свою очередь, упорно отстреливался от врагов с джонки и баркаса.

Но с каждым мигом яснее становился неизбежный конец этой неравной и по существу бесполезной борьбы.

Удачный выстрел с баркаса сбил мачту с пироги индуса, а следующая граната раздробила ей корму.

Пирога Янеса метнулась на помощь к суденышку Тремаль-Наика, но путь оказался прегражденным джонкой.