Офицерам всё было ясно, переправа, кажется, удалась, на берег уже выходили люди из роты Хайнквиста. На том берегу оставалась лишь рота Фильсбибурга, да и она уже была готова лезть в воду.

Закричал, подняв руку, капитан Рене, тут же застучали барабаны, играли они «шагом вперёд», за командиром роты дружно подхватили его клич сержанты и сразу, как единое целое, с левой ноги двинулась на врага рота Рене. Только пики, торчащие вверх над строем, колыхались при ходьбе.

Не зря Карл Брюнхвальд изводил солдат ежедневными учениями. Не зря. Волков представил, как страшно глупому мужичью видеть столь слаженное движение, как дрожат у них сейчас поджилки. Хамы с ужасом смотрят, как, сверкая первыми железными рядами, движется на них монолит из ненавидящих их людей.

А офицер мужиков, увидав, что на него, уже построившись, двинулся враг, стал торопливо строить своих людей. А попробуй мужиков перестрой быстро из походной колонны в баталию. На то время нужно, а времени у него нет. Мало того, что враг идёт, уже недалеко, ещё немного — и барабаны сыграют «пики к бою», так ещё и стрелки к нему бегут. Вот и бегал офицерик нервно, лез к сержантам с советами. Либо глупец, либо сопляк.

Волков улыбался, глядя на это, а тут приехал Фейлинг, привёл его коня и коня для знаменосца:

— Полковник, ваш конь.

Очень вовремя. Кавалер уже думал, как он дальше пешим пойдёт, когда ногу крутит, как от судороги. А идти нужно, солдаты должны видеть своего командира. Фейлинг спешивается и помогает ему сесть в седло. Да, так лучше, нога, конечно, болит, но теперь об этом никто не узнает. Он даёт шпоры и шагом отправляется за ротой Рене. Максимилиан со знаменем едет за ним. Сержанты охраны с ним рядом. Фейлинг догоняет сеньора, в бою он выполняет роль посыльного. Всё готово. Знамя развевается. Роты идут, стрелки готовятся стрелять. Барабаны бьют. Дело начинается.

Только никакого дела и не получилось. Офицерик мужиков так построить и не успел. Вилли, уже вернувшийся из леса, со стрелками подбежал к ним на сто шагов и стал, как обычно, стрелять линиями. Он и люди его уже отлично наловчились это делать, и стали они мужиков косить. И одна из пуль очень удачно попала офицеру в бедро. Он повалился на землю, а мужики, вместо того чтобы офицера своего и других раненых уносить, стали пики бросать и разбегаться. Тут Вилли, видя такое, захотел офицера взять в плен и кинулся вперёд, а стрелки, вместо того чтобы перезаряжать оружие и стрелять дальше, побежали за ним. Мужики же, видя такое, стали разбегаться, бросая оружие, еще быстрее. Так всё и кончилось, пока Рене довёл роту до места, хамы уже разбежались. Ну, те, конечно, кто успел, а остальных, несмотря на то что они бросали оружие, падали на колени, поднимали руки и сдавались, стрелки резали без всякой жалости. Без всякой жалости.

— Режь их ребята! — орал Роха. — Нечего их жалеть. Пусть помнят про нашу третью роту!

Все помнили, что от роты Бертье не осталось и дюжины живых. Да и те уцелели, потому что больше походили на мёртвых. Значит — плохая война. Волков проехал мимо убитого офицера, его тоже не пощадили. Шлем с него сняли, видно, был хороший. Офицер был совсем молодой, не старше Вилли.

Что ж, раз ты еретик, да якшаешься с разбойниками, с озверевшими холопами, то и поделом тебе. Да примет Господь твою душу. Если он, конечно, принимает души еретиков.

А Волков повёл людей дальше, на северо-восток, к лагерю мужичья, правда, теперь он не спешил. Нельзя было сильно отрываться от ландскнехтов и полка Эберста.

Он боялся попасть под удар главных сил мужиков, конечно, вряд ли мужики успеют собраться к бою, будь они готовы, они не кинули бы этого молодого офицерика с двумя сотнями людей в убийственный заслон против целого полка хороших солдат. Тем не менее ему приходилось оглядываться на восток.

И как раз оттуда приехали кавалеристы. Капитан фон Реддернауф подскакал к нему и доложил:

— Мужики из заслона у брода разбежались при нашем приближении, догонять их я не стал.

— Вы правильно сделали, капитан, — произнёс полковник.

— Ландскнехты переправились, уже построились и пошли на север, к лагерю. Полковник Эберст ещё при мне переправил сюда первую роту, сказал, что пойдёт за Кленком и будет спешить.

Как всё ладно и быстро получалось, Реддернауф, Кленк и Эберст были молодцы. Теперь можно было идти и побыстрее, если мужики и успеют выйти из лагеря, то им нельзя было давать построиться. Поэтому он обернулся к Фейлингу:

— Господин Фейлинг, скачите к капитану Рене, пусть прибавит шаг до «скорого». А потом к капитанам Хайнквисту и Фильсбибургу, и скажите им, чтобы даже не думали отставать от первой роты, — он теперь обратился к капитану кавалеристов. — А вас, мой друг, попрошу занять мой правый фланг и быть между мной и ландскнехтами, но чтобы я вас видел. И так же выдвигаться на север, к вражескому лагерю.

— Как пожелаете, господин полковник, — отвечал фон Реддернауф.

Так все и пошли, он вглядывался вперёд, до лагеря мужичья вряд ли было больше двух миль. Солнце ещё было высоко, три часа у него в запасе. Он собирался успеть дать бой в поле или войти в лагерь врага. Время ему позволяло.

Но всё вышло даже ещё проще, чем он думал. Когда кавалер уже хорошо видел вал, который окружал лагерь мужиков, Максимилиан, что ехал от него в пяти шагах сзади, закричал:

— Полковник, они бегут. Вон, глядите на выход, что слева.

И Волков увидел, как из ворот один за другим выезжают всадники, они были без доспехов, многие вели в поводу вторых коней с тюками. Они резво выезжали из прохода и уезжали на восток от лагеря. Без сомнений, они ехали к мосту, что вёл в город Рункель.

— Кавалеры сбегают! — кричал Максимилиан. — Сбегают.

Да, так и было, и это был хороший признак, ведь тут же за ними выехала телега, а за ней ещё одна, и все они на большой скорости также направлялись прочь от лагеря.

— Фейлинг, скачите к Рене, пусть ещё прибавит шагу, — распорядился Волков.

Он уже знал, что в лагере сейчас царит паника, людишки, те, что поглупее, стараются быстро собрать своё барахлишко, а те, что умны, уже взяли то, что уместится в кошельке и руках, и бегут из лагеря.

Барабаны стали бить «самый скорый шаг», дальше уже начинался бег. Даже самые лучшие солдаты при таком темпе сбивались с шага, линии нарушались, но сейчас это было уже не важно. Сейчас было важно ворваться в лагерь, не дать мужичью организовать оборону вала.

Роха и Вилли со стрелками шли впереди. Справа от Волкова ровными рядами, готовая рвануться в бой, шла кавалерия фон Реддернауфа, а ещё дальше он уже видел знамёна и пёструю одежду ландскнехтов. Всё были от лагеря врага на приблизительно равном расстоянии.

Но стрелки Рохи были ближе всех. Они и вступили в бой с тремя сотнями мужиков, что вышли на южный вал лагеря. Мужики были при офицерах, при двух знамёнах. С ними было полсотни арбалетчиков. Только вот духа у них не было. Как только Вилли с первым рядом мушкетёров подошёл к ним, как только дал первый залп, так они сразу и дрогнули. Волков видел, как колыхнулся над строем один из штандартов, колыхнулся и упал. И как тут же стали мужики бросать длинные пики, с которыми почти невозможно бежать. Как, не сделав ни одного выстрела, стали уходить с вала арбалетчики. И что бы теперь ни пытались сделать офицеры врага, суетившиеся и кричавшие что-то своим людям, Волков знал — дело кончено. Это победа. Враг разбегался.