Казалось, не велика опасность, если кто-нибудь узнает в нем Золотого Оленя. Миф теперь служил ему на пользу. Пока он весело проводил время в Хантингдоне, Золотой Олень, по слухам, убил нормандского рыцаря в Йоркшире, а затем возглавил восстание возле Шрусбери. Поэтому Эмери охотился, пировал, пел, распутничал и чувствовал себя беззаботно, как никогда после Сенлака.

Пока не появился Гирт. Однажды он проскользнул в конюшни, когда Эмери воевал с гнедым жеребцом, подаренным ему королем.

– Отличный конь, – сказал Гирт. – Как его зовут?

– Меня подмывает назвать его Бастардом, – мрачно сказал Эмери. – Никак не могу достучаться до этой твари. Какие новости?

– Не из Роллстона, из Баддерсли. Жизнь маленькой сучки превратилась в кошмар.

Эмери двинулся к открытому месту, где никто не мог подслушать их разговор.

– Что произошло? – спросил он. – Крестьяне ведь не осмелились ее тронуть? Иначе король набросился бы на них, как зимний волк.

– О нет, они ее не тронули, – ангельски кротко промолвил Гирт. – Это тетушка. Совсем спятила. – Он почесал нос.

Эмери требовательно посмотрел на него.

– Что вы сделали?

– Тетушку легко вывести из себя. Я договорился с Альдредой, и мы придумали план. Если сделать так, чтобы девчонка выглядела виноватой то в том, то в этом, наказана будет она, а деревня останется непричастной. Если повезет, сучка пострадает, а де Пуисси с женой навлекут на себя гнев короля, и мы избавимся от всей шайки.

Эмери был поражен силой охватившего его возмущения.

– Ну, так что случилось? – повторил он.

Гирт коварно усмехнулся:

– Она подсыпала соль в сливки, а опилки в муку. Бросила лучшую брошь госпожи в огонь и выстригла полоску на шерсти ее мерзкой собачонки. Едва ли девчонка уже много недель получает что-нибудь, кроме хлеба и воды, а один раз тетка набросилась на нее со щеткой и ободрала ей руку. Она разрезала тунику, которую тетка шила для своего любимчика Одо. Та отделала ее поленом и сильно намяла ей ребра.

Эмери стало тошно. Она заслужила все это, говорил он себе, но ему не терпелось броситься девушке на помощь.

– Наследница под опекой короля. Сейчас же прекрати это.

– Не уверен, что мог бы остановить это. Люди в Баддерсли угнетены до предела. Они нашли мишень для своей ненависти и наслаждаются ее страданиями.

Эмери обернулся к Гирту и сжал его руку до боли.

– Если девчонка погибнет или останется калекой, гнев короля захлестнет всех и вся. Немедленно положи этому конец.

Гирт нахмурился:

– Я думал, ты давно уже выбросил эту тварь из головы. – Взглянув в глаза Эмери, он стал осторожнее. – Сделаю, что смогу. Но они послушают только Золотого Оленя.

Эмери еще сильнее сжал ему руку.

– Почему?

Гирт вздрогнул и отвел взгляд.

– Ну… он подтолкнул их к этому, вернее, они так думают.

– Золотой Олень умер, – сказал Эмери. – Как и ты умрешь для меня, если еще хоть раз воспользуешься этим именем.

От этой угрозы Гирт весь сжался. Эмери отпустил его.

– Отправляйся и исправь зло. Я больше не собираюсь появляться в Баддерсли. Когда уладишь дела, оставь это место. Король увлекся устройством брачных дел. Он скоро подыщет мужа наследнице. Вероятно, это будет англичанин. Все наладится. Только, ради всего святого, позаботься о том, чтобы девчонка была цела, когда явится король.

* * *

Эмери старался не думать о Мадлен, но образ ее, преследуемой, избитой, не давал ему покоя. Удалось ли сломить ее отважный дух? Утратили ли ее прекрасные глаза блеск и уверенность? Она заслужила страдания, раз заставляла мучиться других. Но он страстно желал отправиться в Баддерсли и защитить ее.

Увы, это было невозможно. Король всех держал под контролем и искусно вел свою политическую игру. Вильгельм подпитывал старинную вражду между Госпатриком Нортумбрийским и Уолтофом, чей отец и дед были графами. Он любезно выслушивал посланников от королей Шотландии и Дании и разжигал самомнение Эдвина Мерсийского. Уолтоф теперь был обручен с Джудит, тогда как брак Эдвина с Агатой еще не был оговорен. По этому поводу в мерсийском лагере назревало опасное недовольство, и не в последнюю очередь потому, что Эдвин и Агата, судя по всему, искренне привязались друг к другу.

Атмосфера при дворе начала сгущаться, хотя Вильгельм продолжал оставаться веселым. Больше не заходила речь о том, чтобы воздать Эмери по заслугам, и он начал подумывать, не попросить ли разрешения покинуть двор. Но вдруг король отозвал его в сторонку:

– Я понаблюдал за тобой, Эмери, и на душе у меня стало спокойно.

– Сир?

Король оглядел переполненный зал.

– Настали тяжелые времена, мой мальчик, – сказал он. – И не по моей вине. Я добивался лишь блага для моих английских подданных.

– Я знаю, мой повелитель.

Король одобрительно кивнул и прямо взглянул Эмери в лицо.

– Ты ведь будешь действовать в моих интересах?

– Это всегда входило в мои намерения.

Вильгельм усмехнулся и схватил Эмери за руку.

– Я решил отдать тебе наследницу Баддерсли.

Эмери застыл, не в состоянии ответить. Король убрал руку.

– Насколько я вижу, – холодно сказал он, – ты не в восторге?

Эмери лихорадочно собирался с мыслями.

– Я потрясен, сир. Но я должен управлять Роллстоном.

– Роллстон, как ты сам говорил, – отлично налаженное хозяйство. Я слышал, в Баддерсли дела идут совсем плохо. Боишься работы?

С облегчением Эмери увидел, что король не разгневан, а только заинтригован.

– Тебе знакомо это имение, не так ли? – спросил Вильгельм. – Оно принадлежало этому бичу Божьему, Герварду. Как и Роллстон.

– Имение удачно расположено, сир, и земли там богатые, хорошо осушенные.

– Тогда скажи мне откровенно, почему ты, единственный из всех молодых людей, у которых буквально слюнки текут при упоминании об этих землях, не стремишься заполучить такой приз?

«Потому что это значило бы подписать мой смертный приговор. В деревне Баддерсли есть предатель, который выдаст меня за горсть сребреников, а если мне удастся ускользнуть от него, наследница узнает меня и доложит об этом вам…»

Эмери нашел наконец объяснение, в котором содержался элемент правды:

– Прошел слух, что наследница уродлива и телом, и нравом. Я вырос в счастливой семье, полной любви и милосердия, и даже ради огромного состояния не хочу жениться на такой женщине.

Король подался вперед и крепко обнял Эмери за плечи. Эмери увидел на его глазах слезы.