Но балерина лишила своих поклонников возможности видеть ее, восхищаться сценическими образами и божественными па… О том, что тогда состоялся ее прощальный спектакль, знала только сама 50-летняя балерина.

После окончания сценической карьеры наша героиня работала в качестве педагога. В разные годы она занималась с такими известными танцовщицами, как Екатерина Максимова, Людмила Семеняка, Нина Тимофеева, Нина Семизорова, Светлана Адырхаева, Алла Михальченко, Надежда Грачева, Владимир Васильев, Николай Цискаридзе и другими. Великая балерина, ставшая педагогом, говорила:

– У меня нет единого метода. Из каждого хочу «вытянуть» свое, самобытное. Стараюсь, чтобы не повторяли меня.

В 1964 году Г. С. Уланова стала председателем жюри I Международного конкурса артистов балета в Варне, в 1969-м – I Международного конкурса артистов балета в Москве.

В 1965 году ее именем был назван сорт тюльпанов, выведенный в Нидерландах. А также выпущена памятная медаль с ее портретом (скульптор Николай Никогосян).

В 1981 году в Париже в рамках организованного ЮНЕСКО торжественного вечера состоялась премьера балета «В честь Улановой» (хореография Владимира Васильева). Впоследствии народный артист СССР и России Владимир Васильев станет считать своим долгом увековечение памяти первой балерины мира Галины Улановой. Добавим, что Владимир Викторович руководит Фондом ее имени и делает все возможное, чтобы легенда Улановой осталась на все времена. Он говорит о своем кумире: «Уланову всегда окружали люди, сами прожившие огромную творческую жизнь, но даже на них она производила невероятное впечатление. И именно они говорили о величии Галины Сергеевны. Она даже восклицательному знаку умудрялась придать капельку вопросительности. Уланова владела огромным количеством интонаций, оттенков, полутонов. В ней было что-то такое, что удивительно отличало ее от остальных: все, что она переживала, она хранила внутри себя. В ней всегда оставалась недосказанность. И правда чувств. Поэтому, когда смотришь на нее, ощущаешь ореол загадочности, непостижимости. Поэтому и концерты ее памяти мы назвали “Мона Лиза русского балета”»[40].

Ее слава была столь велика, что еще при ее жизни, в 1984 году, ей были поставлены два памятника: в Стокгольме (скульптор Янсон-Манизер) и в Петербурге (скульптор Михаил Аникушин). Во дворе Академии русского балета имени А. Я. Вагановой в Петербурге установили скульптуру Улановой в образе «Танцовщицы», созданную еще в далеком 1936 году Янсоном-Манизером; долгие годы скульптура стояла в парке культуры и отдыха на Елагином острове.

Когда в Стокгольме перед Музеем танца шло торжественное открытие памятника в честь Галины Улановой, виновница этого неординарного события скромно стояла в сторонке, не поднимая глаз на своё бронзовое изваяние. А когда журналистская камера пыталась словить ее лицо, она отступала за чью-нибудь спину или прятала лицо в меховой воротник. На все обращенные к ней вопросы балерина упрямо повторяла, что памятник поставлен не ей, а балету. Когда журналисты спросили у президента комиссии танца ЮНЕСКО Бенгдта Хеггера, почему выбор пал на Уланову, он назвал балерину «самой высокой высотой в искусстве».

Е. А. Янсон-Манизер. «Одетта – Галина Уланова». Бронза. 1940 г.

В конце 1970-х Галина Уланова познакомилась с журналисткой Татьяной Агафоновой, младше ее на 20 лет. «Татьяна Агафонова работала в газете “Комсомольская правда”. Затем на телевидении вышел ее фильм “Мир Улановой”. Пораженная гениальностью и хрупкостью Галины Сергеевны, журналистка совершила, наверное, главный подвиг: поставила крест на своей карьере и бросила ее к ногам подруги. Она сделала, пожалуй, самые лучшие прижизненные публикации о выдающейся балерине», – сообщают нам поклонники великой примы[41].

Татьяна стала личным секретарём балерины и поселилась в её квартире. Их совместное проживание вызывало недоумение, неудивительно, что появилось много сплетен и пересудов. Татьяна полностью избавила Галину Сергеевну от всяческих бытовых забот, и та в благодарность называла приживалку «приемной дочерью». Как утверждают, Уланова даже не представляла, как включать телевизор или стиральную машину, как при надобности вызвать сантехника, она не умела даже готовить элементарные блюда и не знала, где находится Сберкасса. Впрочем, думается, что в этих утверждениях большинство – досужий вымысел. Ведь, когда в 1993 году Агафонова заболела, Галина Сергеевна сама готовила, да к тому же научилась делать массаж, чтобы ухаживать за подругой. Улановой даже пришлось отказаться от дальних поездок, но работу она не бросала и ходила в театр каждый день. «Я была как за каменной стеной», – сказала Уланова после кончины Татьяны Агафоновой в 1994 году. «Почти год кружилась голова, падала. Это все Татьянина смерть. Она была мне помощницей, другом, дочкой. Я как будто ребенка потеряла», – призналась Галина Сергеевна. В другой раз она говорила: «Таня для меня теперь стала как бы судьей, я чувствую нашу духовную связь даже теперь, после ее смерти. Она за мной наблюдает, и я с ней разговариваю. Вы скажете, что это бред, но мне все равно, что вы об этом думаете. Я это чувствую…»

Балерина тяжело переживала смерть подруги, она сильно сдала и в результате оказалась в больнице. Сперва она попала в трехместную палату, потом ее перевели в 2-местную, и только потом, после просьб, заведующий выделил отдельную палату. Почти год артистка провела в больничной палате номер 316 в «кремлевке», куда она привезла любимые картины, висевшие в ее квартире в доме на Котельнической набережной. И, как утверждают очевидцы того сложного периода, Галина Сергеевна каждый день продолжала заниматься классом. В больнице она ходила в библиотеку, много читала.

Вернувшись в свою пустую квартиру, она вежливо отказалась от помощи посторонних, сама готовила, убирала, ходила в магазин. Она перестала читать газеты и смотреть телевизор. Но любила, когда в гости к ней приходили друзья, и очень радовалась минутам общения. Правда, в последние годы Галина Уланова вела долгие телефонные беседы, она охотней встречалась с журналистами и давала интервью. Словно многолетнее молчание стало ее тяготить. Она говорила обо всем, кроме личного: личная жизнь так и осталась табу сродни интимному процессу.

На получении премии «Золотая маска» в 1995 году балерина была на удивление раскрепощенной, много говорила об искусстве и рассказывала о себе.

В одном из интервью балерина жаловалась: «Я вижу плохие сны. Просыпаюсь в холодном поту и слезах. Во сне я танцую. А просыпаясь, думаю: почему, почему так устроено, что я не могу делать то, что всю жизнь делала, для чего создана… Ведь руки те же, ноги те же, и фигура не изменилась. А танцевать уже нельзя…»[42]