Деятельность Кардинала была окутана такой же тайной, как и его имя. Являясь старшим советником и доверенным лицом одного из членов Политбюро, Кардинал часто выступал в роли его полномочного представителя в советском военном истеблишменте. Таким образом, он имел доступ к политическим и военным тайнам исключительной важности. Вот почему поступающая от него информация была столь ценной – и, как ни парадоксально, не менее подозрительной. Те немногие опытные сотрудники ЦРУ, которые знали о его существовании, не исключали вероятности того, что в какой-то момент длительной карьеры американского агента его мог перевербовать один из тысяч контрразведчиков КГБ, чья единственная обязанность заключалась в слежке за всеми и каждым. По этой причине материалы, поступающие от Кардинала всегда подвергались тщательной проверке и сравнению с информацией других агентов и других источников. Тем не менее Кардинал сумел пережить многих мелких агентов, и его роль в советской иерархии не уменьшалась, а скорее наоборот.

Кодовая кличка «Кардинал» была известна в Вашингтоне только трём руководителям ЦРУ. В первый день каждого месяца компьютер произвольно выбирал новое название для поступающих от него материалов, и это название циркулировало всего лишь в высшем эшелоне офицеров и аналитиков Центрального разведывательного управления. В этом месяце данные от Кардинала проходили под кодовым названием «ИВА». Прежде чем с крайней неохотой ознакомить тех, кто находятся за стенами ЦРУ, с содержанием поступившей информации, её перерабатывали так же тщательно, как делает это со своими доходами мафия, чтобы скрыть их источники. Были также приняты уникальные меры по обеспечению безопасности Кардинала. Из опасений, что криптографы могут раскрыть его личность, донесения Кардинала передавались только из рук в руки, их никогда не передавали по радио или по наземным линиям связи. Да и сам Кардинал проявлял предельную осторожность – он многому научился на примере судьбы Пеньковского. Информация передавалась от Кардинала через нескольких посредников прямо сотруднику ЦРУ, возглавлявшему московскую резидентуру. Кардинал пережил двенадцать резидентов; у одного из них, ушедшего в отставку, был брат – член ордена иезуитов. Каждое утро этот священник, преподающий философию и теологию в Фордхэмском университете в Нью-Йорке возносил молитву за безопасность и душу человека, имени которого не знал и никогда не узнает. Как никому не дано знать, может быть, это тоже способствовало тому, что Кардинал оставался в живых и продолжал свою работу.

Четырежды Кардиналу предлагали вывезти его из Советского Союза, но он неизменно отказывался. Для одних это свидетельствовало о том, что он двойной агент, а для других служило несомненным доказательством того, что, подобно большинству самых талантливых агентов, он руководствуется побуждениями, известными лишь ему одному, и поэтому, как и большинство самых талантливых агентов, он, возможно, немного не в себе.

Документ, который сейчас читал Райан, находился в пути двадцать часов. Пять часов понадобилось для того, чтобы доставить плёнку в американское посольство в Москве, где она тут же попала в руки резидента. Опытный оперативник и бывший репортёр газеты «Нью-Йорк таймс», он работал под прикрытием должности пресс-атташе. Резидент сам проявил плёнку в собственной фотолаборатории. Через тридцать минут после того, как плёнка попала к нему, он изучил пять проявленных кадров с помощью увеличительного стекла и послал в Вашингтон «молнию», в которой говорилось, что донесение Кардинала в пути. Затем с помощью портативной пишущей машинки резидент перенёс содержание с плёнки на легковоспламеняющуюся бумагу, переводя текст с русского на английский. Эта мера предосторожности уничтожила почерк агента, а перевод, неизбежно ведущий к перефразированию текста, устранил все характерные особенности его манеры говорить. После этого резидент сжёг плёнку и поместил донесение в металлическую коробку, похожую на портсигар. Внутри неё находилось крохотное пиротехническое устройство, которое срабатывало при попытке неправильно открыть коробку или даже при сильном толчке – так уже произошло дважды, когда коробку случайно роняли. Теперь глава резидентуры отнёс коробку неотлучно находившемуся в здании посольства дипкурьеру, уже имевшему билет на рейс «Аэрофлота» в Лондон. Через три часа, прибыв в лондонский аэропорт Хитроу, курьер быстро пересел на «Боинг-747» авиакомпании «Пан-Америкэн», летящий в Нью-Йорк, откуда челночным рейсом авиакомпании «Истерн» прибыл в Национальный аэропорт Вашингтона. В восемь утра дипломатическая почта оказалась в здании Государственного департамента. Там офицер ЦРУ забрал коробку, немедленно привёз в Лэнгли и передал заместителю директора по разведывательной деятельности. Коробку в присутствии заместителя директора открыл инструктор управления технических служб ЦРУ. Заместитель директора снял три копии на персональном ксероксе у себя в кабинете и сжёг в пепельнице лист бумаги с первоначальным текстом. Случалось, такие меры предосторожности вызывали улыбку у некоторых новоиспечённых заместителей директора по разведывательной деятельности. Но улыбка исчезала сразу же при чтении первых строк.

Закончив читать донесение, Райан вернулся ко второй странице и перечитал её снова, изумлённо покачивая головой. Этот документ «ИВА» в который раз убедил его, что ему вовсе не хочется знакомиться с методами получения разведывательной информации. Райан закрыл папку и вернул её адмиралу Гриру.

– Господи, сэр.

– Джек, я знаю, что, возможно, излишне предупреждать тебя об этом, но то, что ты только что прочитал не должен знать никто – ни президент, ни сэр Базил, ни сам Господь Бог, если Ему захочется спросить тебя, – ни одна душа без личного разрешения директора ЦРУ. Это понятно?

– Да, сэр. – Райан кивнул головой, словно школьник. Судья Мур достал из кармана пиджака сигару и закурил, глядя через пламя спички в глаза Райана. Ходили слухи, что в своё время судья был потрясающим офицером. Он служил с Гансом Тофте во время войны в Корее и сыграл тогда важную роль в осуществлении одной из легендарных операций ЦРУ – исчезновении норвежского судна с грузом медикаментов и медицинским персоналом для китайцев. В результате китайским войскам пришлось на несколько месяцев отложить наступление, что спасло жизни тысяч американцев и их союзников. Но операция оказалась весьма кровопролитной. Весь китайский медперсонал и норвежская команда судна погибли. В простой математике войны столь ничтожные потери значили мало, однако в моральном отношении операция была сомнительной. По этой ли или по другой причине, но Мур вскоре ушёл с государственной службы, вернулся в родной Техас, стал адвокатом и проявил в зале суда незаурядные способности. Его карьера оказалась поразительно успешной, он стал знаменитым и богатым юристом, затем получил назначение на высокую должность судьи в апелляционном суде. Три года назад ему предложили вернуться в ЦРУ, ценя его абсолютную личную честность и опыт в «чёрных» операциях. За внешностью западно-техасского ковбоя – которым он, кстати, никогда не был, но старался поддерживать это впечатление – у судьи Мура вместе со степенью доктора юриспруденции, полученной в Гарварде, скрывались исключительная проницательность и блестящая логика.

– Итак, что вы думаете об этом, доктор Райан? – спросил Мур в тот момент, когда в кабинет вошёл заместитель директора ЦРУ по оперативной деятельности. – Привет, Боб, иди сюда. Мы только что показали Райану досье «ИВА».