от Серафимы Юрьевны, все равны. Все со светлой. И полированные.

— Вы меня просто удивляете! Иван Кузьмич же твердо обещал, что будет неполированный.

— Сам Иван Кузьмич?.. Голубчик, ну что же вы все ходите вокруг да около. Раз Иван Кузьмич — тогда конечно. Неполированный, с темной обивкой. У нас, кто от Ивана Кузьмича, все равны. Вот вам квитанция, идите в кассу. Ну что вы на меня смотрите? Оплачивайте!

— Эх вы… Все равны. И не стыдно вам?

— Что? Не понял.

— А что тут понимать? Безобразие. Самое обыкновенное безобразие.

— Слушайте, не морочьте голову. Вы берете гарнитур или нет?

— Не нужен мне никакой гарнитур.

— А зачем же вы тогда пришли?

— Познакомиться. Статью я пишу о продаже мебели в магазинах.

— Постойте, вы что же, журналист?

— Вот именно журналист. Из областной газеты.

— Так вы, значит, из газеты? От Петра Петровича?! Что же вы сразу не сказали? Тогда вам еще полагается столик под телевизор.

— Не нужен мне никакой столик!

— Нет-нет, голубчик, и не спорьте. Гарнитур и столик. У нас, кто от Петра Петровича, все равны!

ПУГАЛО

На сцене человек в старом, рваном пальто. Сквозь рукава пальто продеты грабли. Слышен птичий гомон.

— Кыш-кыш!.. Не все сразу! Ишь, налетели. Приму, сколько смогу. Ну что смотришь? Ты думаешь, я кто?.. Сам ты — пугало! А я — директор огорода.

Эх, сколько я кресел сменил, пока до этого места добрался… А из-за чего страдаю? Из-за инициативы своей. Натура у меня такая, творческая. Где бы ни работал, везде чего-нибудь натворил.

Вот, помню, был я директором обойной фабрики. Ну, ты сам знаешь, какие у нас обои выпускают: в цветочек да в полосочку. А человек же среди этого живет. Ну, какая ему радость от этих полосочек? Вот я и придумал новые обои, с нарисованными деньгами! Представляешь, по всем стенам трешки, пятерки, десятки. Это ж как настроение поднимает. Допустим, в кармане у тебя ни шиша, а в квартире — денег навалом. Жить можно!

Все для людей делал, а чем они мне отплатили?.. Какой-то придурок отодрал от стены десятку — и в гастроном. Кассирша ее взяла и говорит:

— Это что за червонец? С одной стороны красный, а с другой — белый?

Он говорит:

— А мне как раз и нужно: бутылку красного и бутылку белого.

Она говорит:

— Мало ли что тебе нужно! Какая-то новая десятка. Что-то я таких не видела.

А в винном отделе как услыхали “новая”, сразу слух пошел: “Новые деньги, новые деньги!” Паника началась. Один пустую посуду пришел сдавать, так сразу передумал. Говорит:

— С деньгами еще неизвестно что будет, а бутылки — всегда вещь.

Бабка какая-то вылезла. Кричит:

— Точно знаю: деньги будут менять! У кого больше трех тыщ — отнимут, у кого меньше — добавят!

Тут как раз милиция подоспела:

— Где взял десятку? Сам делал или помогал кто?

Тот говорит:

— Да их на обойной фабрике изготовляют.

Ну, они сразу ко мне. А меня уже нет. Я уже в бане. Меня директором назначили. Мужской бани. Правда, народ сейчас туда не очень ходит, у всех дома ванна. И потом, что в бане интересного? Шайка, лейка, вот и все. А я решил народ туда завлечь. Сейчас наша промышленность начала выпускать интересное стекло, полупрозрачное: с одной стороны видно, а с другой — нет. Вот я и решил построить современную баню из этого стекла. Чтоб с улицы было не видно, а внутри люди мылись и видели перед собой красоты родного города.

Я уж теперь не знаю, как это получилось… но со стеклом мы напутали. То есть, нет, внутри люди мылись спокойно. Они же ничего не знали. А снаружи трамваи остановились. Толпа сбежалась. Ну, передние к окнам прильнули, а задние, конечно, напирают. Им же не видно. Кричат:

— Что показывают?

Передние говорят:

— Комедию. Называется “Веселые ребята”!

А один остряк говорит:

— Ну, молодцы! Во, мужскую баню построили. У них за рубежом значит “Бони М”, а у нас “Баня М”.

Ну, эти, которые мылись, вышли на улицу, а их народ уже знает.

— Браво! — кричат. — Молодцы!

Ну, они, как узнали, в чем дело — сразу ко мне. А меня уже нет.

Эх, где я только не работал, чего только не придумывал. Выключатели на веревочках знаете? Пять раз дернешь, один раз свет зажигается? Моя работа. Билеты с нагрузкой, пятиэтажные дома без лифтов — все для людей делал…

Наконец в городе места уже не осталось. Послали меня в село, директором животноводческой фермы. Смотрю: коровы у меня ходят какие- то грустные-грустные… Оказывается, их каждый день гоняют на какое-то далекое пастбище, за семь верст киселя хлебать, когда рядом, в двух шагах прекрасная роща, где растет сочный, питательный хмель.

Направил я коров в эту рощу, они этого хмеля поели, а к вечеру их уже не узнать.

Захожу в коровник, настроение у всех приподнятое, коровы сидят за столом вместе с обслуживающим персоналом. Доярки поют, коровы мычат. Пастух уже не мычит, не телится. А ветеринар, уж на что строгий человек, а тут обнял быка за шею и говорит:

— Вася, запомни: нас в деревне всего двое настоящих мужиков: ты да я!

А какое молоко стали мои коровы давать! За ним в магазине давка. Даже те, кто раньше на молоко смотреть не мог — и те стали брать пакет на троих.

Трактористы с утра парного молочка приняли, и такой у них трудовой подъем начался, что они до обеда все поле вспахали, засеяли и сверху асфальтом покрыли.

А председатель вызывает меня к себе и говорит:

— Что ж ты наделал? Пугало ты огородное!

Взял и назначил меня сюда, директором огорода. А что? Хорошо!

Природа, воздух… Секретарша вон сидит… на цепи. Лает на посетителей. Все как прежде. Мне ведь все равно где, мне лишь бы директором!

КИРПИЧ НА ГОЛОВУ

За сценой раздается глухой удар, затем, потирая голову, выходит человек с кирпичом в руках.

— Простите, вы не скажете, который час?.. Спасибо. А число?.. Ясно. А месяц?..