Не знаю, сколько прошло времени, пока он снова поднял голову:

– Одевайся. Можешь идти. – Коротко. Резко. Как пулеметная очередь. – Завтра после занятий здесь же.

Колени у меня подрагивали: то ли от эмоций, то ли от напряжения. Потому что мне показалось, что я тут стояла вечность (в пересчете на нормальное время пару часов, не меньше). Тем не менее я оделась, отряхнула пиджак перед тем, как застегнуть его на все пуговицы.

– Надеюсь, – сказала, глядя ему в глаза, – слово вы держать умеете.

– Сомневаешься в моем слове?

– В ваших умениях. Педагог из вас так себе. Я бы сказала, днище.

Не дожидаясь ответа, подхватила сумку и остановилась только у двери.

Щелчок размыкающего контура – и я на свободе. Почти бегу по коридорам, на улицу, глотаю свежий воздух так, будто никогда не дышала. Дорожки, деревья, отдыхающие на скамейках адепты сливаются перед глазами в ленту бессвязных воспоминаний, которые память сотрет как только они исчезнут из виду. Но что останется в ней навечно – так это время, проведенное в его кабинете. Его прикосновения.

Последние – не только в памяти.

Мне кажется, они отпечатались на мне, как клеймо.

Я влетаю в свою комнату, с грохотом захлопываю дверь и падаю на кровать. У меня нет сил даже до душа дойти, все тело горит, и если бы здесь были ртутные термометры, уверена, мой бы сейчас взорвался. Я глубоко дышу, и становится легче.

Я все сделала правильно.

Я должна найти способ вернуться, я должна узнать, как там Соня. Я не могу просто взять и бросить ее, просто потому что…

Меня трясет при одной мысли об Альгоре.

Сжимаю и разжимаю пальцы, начинаю проваливаться в сон. Кажется, даже действительно проваливаюсь, поэтому сквозь тяжесть полудремы слышу грохот: кто-то колотит в дверь.

– Ларо! Ларо, Люциан ждет тебя на ужин!

Голос подозрительно знакомый: кажется, это Ярд. Грубить ему не хочется, поэтому, еле ворочая языком, говорю:

– Я дико устала и хочу спать.

– Что?! Что? Ты что, не придешь? Ларо, он меня убьет!

– Пусть лучше сам убьется.

Это звучит так, что я не уверена, что вообще это сказала, а не подумала. Впрочем, и это неважно: меня окутывает темнотой и затягивает в глубокий сон.

– Что-что она сказала? – лениво поинтересовался Люциан.

– Что не сможет прийти, – Ярд, в отличие ото всех остальных, кто был у него на побегушках, не краснел, не бледнел и не заикался, говорил прямо и смотрел в глаза. Что, впрочем, его не спасет.

– А что сказал я?

– Что Ленор Ларо должна прийти на ужин так или иначе.

– И?

Вот сейчас Ярд сглотнул. Причем не беспричинно: подступающую тяжесть золотого пламени, собственного пламени, Люциан ощутил буквально физически. Да что ж этим идиотам все приходится разжевывать, как мелким инфантильным дурам?

– Я…

– Ты сейчас развернешься. Сходишь за ней снова. И приведешь.

– Люциан… – голос парня внезапно сел. – Слушай, я… я ведь действительно пытался. Но она, похоже, действительно спит. Колотил в дверь, пока не высунулась Эстре и не сказала, что я мешаю ей готовиться к занятиям.

– Меня должно это волновать?

– Мне кажется, что…

– Тебе кажется? – Люциан шагнул вперед, и парень отступил, вжался в стену балкона. – Или? Что она сказала, перед тем как перестать отвечать?

– Сказала, что устала и хочет спать.

– И ты пожелал ей доброй ночи?

– Я сказал, что ты меня убьешь, если я приду без нее, а она… – Ярд прикусил язык и все-таки подозрительно побледнел.

Люциан растер между пальцами мелькнувшую искорку магии.

– А она?

– Слушай, можно я просто пойду, а? Мне еще тоже к занятиям готовиться…

– Отвечай! – резкость собственного приказа отрикошетила от стен, ударила в парня, и тот выдохнул:

– Пусть убьется сам.

– Что-о-о?!

– Она так сказала, Люциан, ты сам хотел это слышать.

– Проваливай. И чтобы я тебя больше не видел.

Ярда как ветром сдуло, а следом порывом магии с накрытого на балконе стола сдуло вазу с букетом, который эта девчонка так и не забрала, и бутылку вина вдобавок. Бутылка зацепила бокал, расколотив его прямо на скатерти, второй разбился о ножку стола. Только когда по камню под ногами растеклось темно-красное озеро, окрашивающее его в бурый цвет, Люциан сжал кулаки.

Сжал и разжал – несколько раз, усмиряя магию.

Да что. Она. О себе. Возомнила?!

Первым порывом было просто шагнуть в портал, а выйти возле двери Ларо, но этот порыв Люциан отмел сразу же. Достаточно того, что он сегодня уже носился с ней: букеты, мерьисский фьер, ухаживания. Ухаживания!

Это она заговорила об ухаживаниях?!

Да что она вообще о них знает. Ларо с ее родословной нужно радоваться, если с ней вообще кто-то захочет связываться, не говоря уже о чем-то большем, а она…

Ногти впились в кожу с такой же силой, с какой могли бы врезаться когти.

Все, хватит о Ларо. Слишком много чести!

Теперь еще и убираться придется – вино на территории этой драконовой Академии строго запрещено, а значит, даже никого не пригласишь. Настучат за милую лапу, разбирайся потом с этой ритхой[1] Эстре.

Глянув на беспорядок, который творился на балконе, Люциан скрипнул зубами и резко открыл портал. У него, как и у Сезара, было неограниченное количество переходов – привилегия высокородных драконов, драконов королевских кровей. Всем остальным адептам нужно было для каждого такого перемещения подписать бумажку у Эстре, да и не стал бы вот так никто туда-сюда бегать, слишком дорого. Но то, что дорого для остальных для него так, пшик.

С этой мыслью Люциан вышел в холле родительского замка и остановился. Переночевать здесь было не самой лучшей идеей, но лучше уж здесь, чем в Академии, когда Ларо так близко и наделать глупостей так просто.

– Добро пожаловать домой, Люциан, – произнес вирит, едва портал сомкнулся за его спиной.

Он раздраженно смахнул магического помощника и собирался уже подняться к себе, когда вспомнил про ужин. Да, романтический ужин для таких, как Ларо – это точно перебор, а вот то, что закуски и салаты остались на балконе в его комнате – это, конечно, печаль. За ужинами после смерти матери обитатели этого места собирались редко, если не сказать никогда, поэтому он решил прогуляться на кухню. Несмотря на то, что ужинов не было, еда была всегда и в любых количествах. Королевские повара трудились, не покладая рук. Или лап.