Мы пробрались мимо студентов и устроились рядышком на заднем ряду. Наверное, это как-то не по правилам, но в тот день я была не в своей тарелке. Иногда я улавливала в воздухе запах гнили. Я сидела чересчур напряженно и порой вздрагивала. А вот Ксавье развалился на скамье, вытянув и скрестив ноги в лодыжках.

Наконец в зале появился профессор Уокер, у которого седые волосы на голове топорщились, будто хохолок какаду. Он принес с собой не стопку листков с записью лекции, а захватил лишь потрепанный томик «Антологии литературы» Нортона. Профессор уставился на нас через круглые очки в черепаховой оправе с выражением мировой скорби на лице. Когда мы затихли, он велел нам открыть учебник на странице со стихотворением Китса «Ода греческой вазе». Ксавье тихо застонал. Две девицы впереди нас обернулись, хихикнули и скорчили сочувственные гримасы.

— Поэзия? — прошептал Ксавье. — Почему ты меня не предупредила?

— Ты сам захотел остаться. Или забыл?

— Удрать не получится?

— Нет. Зато обретешь хоть какие-то знания.

— Лучше бы стишок не про вазу, — поморщился Ксавье.

Чтобы его утихомирить, я ткнула его в ладонь карандашом. Ксавье сполз на самый краешек и опустил голову. Потом покосился на меня, мрачно упрекая в предательстве. В ответ я довольно улыбнулась. Пусть Ксавье нестерпимо скучно, зато мне бесконечно приятно ощущать его присутствие возле себя.

Но я ошибалась.

Если прежде у нас имелись сомнения, тот факт, что Семерки избрали для атаки на нас многолюдную аудиторию, подтвердил, как мало для них значила человеческая жизнь. Позже я поняла, что их деяния расходились с их изначальной миссией. Им следовало хранить гармонию на Земле, а не сеять хаос и раздоры. Но, похоже, гибель горстки смертных стала платой за поимку беглого ангела. А я, в свою очередь, начала сомневаться в участии Творца в разворачивающихся событиях. Тот день оставил впечатление деятельности мятежников, ангелов-отщепенцев, захвативших часть власти в свои руки.

Сперва меня встревожил шум, донесшийся сверху. Он напоминал раскаты грома. Но пару минут назад небо было совершенно безоблачным. Внезапно раздалось гудение, которое показалось мне смутно знакомым. И я испугалась по-настоящему, но слабо надеялась, что звук просто связан с поломкой кондиционера… но тут я увидела нечто, от чего у меня кровь похолодела в жилах. Прочный бетон на арочном потолке стал пористым, как сдобный пончик. Крыша размякла, превратилась в дрожащее желе, а стены аудитории уподобились резине.

Дверь аудитории распахнулась, и я узрела белого коня с золоченой сбруей. Он свирепо фыркал и бил копытом. Животное выглядело странно, как незаконченный рисунок, набросок. Я вцепилась в Ксавье. Конь заржал: длинная грива разметалась по спине, и сверкнуло седло с драгоценными камнями. В обычных обстоятельствах это было бы чудесное зрелище, но теперь все изменилось. Студенты с любопытством развернулись к двери — но коня, они, конечно, не видели. Знамения открываются только тем, кто понимает их значение.

— Они здесь, — прошептала я.

И в аудитории молниеносно возникли фигуры в развевающихся черных балахонах. Белые гипсовые маски плотно прилегали к лицам. Пустые глазницы таращились по сторонам. Отверстия для рта в масках не было, поскольку существа не принадлежали к этому миру. Меня поразили их заскорузлые пальцы и цвет кожи — серый, землистый, как у разлагающейся плоти. Семерки! Никак не меньше дюжины…

Ксавье окаменел. Теперь и остальные видели непрошеных гостей. Кое-кто был заинтригован. Многие смеялись. Скорее всего студенты предположили, что их разыгрывают креативные старшекурсники из продвинутого братства. Кроме нас, угрозы никто не почувствовал.

Ксавье резко вскочил со скамьи и одним рывком уложил меня на пол, чтобы спрятать. Не сопротивляясь, я скрючилась под складным столиком. Металлические перекладины впились мне в лопатки. Сердце билось часто и неровно. Семерки находились слишком близко… неужели меня до сих пор не заметили? Наверняка они ворвались сюда не случайно. Пока у нас был крошечный шанс сбежать.

Я услышала голос Ксавье. Он торопил студентов.

— Выходите! — прокричал он. — Тут небезопасно!

Некоторые отказались следовать командам Ксавье и твердо решили досмотреть «шоу» до конца. Профессор Уокер прервал лекцию. Тяжеленный том антологии, из которого он зачитывал стихи, с громким стуком свалился с кафедры на пол. Семерки замерли и перегородили все выходы. Аудитория заполнилась тяжелыми хрипами, доносившимися из-под масок. Черные капюшоны шевелили порывы невидимого ветра. Края материи хлопали по белым гипсовым щекам.

Истеричные девчонки бросились к Ксавье. Им требовался лидер или спаситель — все равно кто, лишь бы он ими руководил.

— Что нам делать? — вопили они.

Ксавье сразу понял, что ситуация накалилась. Он обратился к ближайшей девушке, которая казалась более спокойной.

— На пол. И ни звука, — распорядился он. — Позаботься о подругах. — Он кивнул на девиц, которые заливались слезами.

Она нервно сглотнула и подчинилась. Три барышни, упираясь в пол локтями и коленками, поползли к столам. Другие студенты толпились в проходах или запихивали свои вещи в рюкзаки.

Семерки так же быстро отреагировали и уже начали приближаться к нам. Они напоминали мне слепых зверей, полагающихся на свое осязание. Когда они поворачивали головы, раздавался отвратительный скрип. Чем же они пользовались для того, чтобы обнаружить нас? Может, улавливали вибрацию наших душ? Так или иначе, Ксавье нуждался в помощи. Я успела схватить его за лодыжку. Он едва не вскрикнул, но вовремя сдержался. Ему удалось бесшумно попятиться и скользнуть в мое убежище. Мы оба затаили дыхание.

Семерки разом извлекли металлические стержни. В следующую секунду я поняла, что это мечи. На стенах аудитории мелькнули тени крыльев — потрепанных, почти лишенных перьев.

И человеческое любопытство быстро сменилось инстинктом самосохранения. Началась паника. А от лезвий ангельских мечей исходило тепло. Воздух рядом с ними плавился. Вскоре в аудитории стало душно, как в сауне.

Семерки принялись носиться по проходам. Один из них застыл возле нас, и я ощутила запах сырой, гниющей листвы. Семерка держал рукоятку меча на уровне груди, нацелив кончик лезвия вниз. Я почувствовала чудовищный жар. Казалось, клинки грелись от незримого пламени. Я разглядела тянущийся от кончика тонкий лучик, похожий на лазерный. Я не смогла отпрянуть, и луч прополз по моей руке. Меня ослепила вспышка боли. Кожа поджаривалась, ожог задымился. Я прикусила нижнюю губу, чтобы не вскрикнуть. Глаза заволокло слезами: на моей кисти алела багровая полоса. Я старалась не смотреть на волдыри и обнажившуюся плоть. Семерка уже по-волчьи принюхивался. Мог ли он учуять запах моей крови или страха? Я с колоссальным трудом прижала руку к полу и заскрипела зубами. А Семерка направился к Ксавье. Тот напрягся, но луч прополз по нему, причинив вреда не больше, чем мясная муха. И меня пронзила догадка: мечи предназначались исключительно для того, чтобы выкурить меня из «норы».