С грохотом что-то роняют в ванной, и я слышу многоэтажный мат в исполнении Натальи Сергеевны. Ричи, встав на задние лапы, скулит за стеклом балконной двери, а я бегу в ванную оценить масштаб разрушений.

– Мама! Ты что? – ругается Яна. – А если бы сломала себе что-нибудь?

– Ничего, ничего, доча, – бормочет теща, потирая лоб. – Что ж поделать, коль в доме мужика нет? Вот и висит все на соплях.

На полу валяется полка и все, что на ней стояло – гели, шампуни, мыло, моя пена для бритья, наши с Янкой бритвенные станки, зубные щетки, паста, разбитый стакан. Похоже, теща, проводя ревизию, уперлась весом в полку, та и рухнула, не выдержав центнера нагрузки.

Теща сгребает почти все в пакет, оставив лишь мою щетку.

– Бритву оставьте! – делаю попытку возмутиться. – И пена вам зачем?

– Я покупала! – заявляет Янка. – И они обе мои, я ими пользуюсь. А ты себе сам купишь, да и зачем тебе бритва? Бреешься раз в год!

Улыбаюсь. Меня уже забавляют их попытки вывести меня на скандал. Напротив, это становится последней каплей, и теперь я ничего не чувствую. Мне не жалко ничего из того, что они забирают. Пусть хоть весь дом вынесут, мне нужен только мой компьютер и матрац, спать я могу и на полу. Но вот эта вот мелочная месть женщины, которую я безумно любил вплоть до сегодняшнего утра, настолько показательна, что я не только не хочу с ней разговаривать, мириться и возвращать, но и вообще тихо радуюсь, что это случилось сейчас, а не через еще сколько-то лет. Гневя бога, радуюсь и тому, что у нас нет детей – не сложилось. Сначала она институт оканчивала, потом мы на ноги вставали и ждали, когда я начну серьезно зарабатывать… А потом и вовсе сама мысль о детях перестала приходить в наши (в мою – так точно) головы.

Яна словно читает мысли.

– Кстати, – между делом буднично говорит она. – Надо съездить в ЗАГС подать на развод. Я на этой неделе не могу, у меня много работы. В следующий вторник будь готов, я по времени напишу позже.

– Сообщи заранее, мне с работы надо будет отпроситься.

Она удивленно поднимает бровь, но никак не комментирует.

Наконец теща заканчивает сбор вещей, и Яна кому-то звонит:

– Владик, можешь подняться? Мы закончили… А? Хорошо, мы подождем.

– Не надо Владика, – говорю я. – Я помогу вынести.

Никак не среагировав, они берут по баулу и выходят из дома. Оставшиеся два и набитые пакеты вслед за ними тащу я. Кажется, я стал сильнее – баулы тяжелы, но пальцы не разгибаются, как было обычно, а уверенно держат вес. Уже на площадке вспоминаю про кастрюлю с яйцами, чертыхнувшись, бегом возвращаюсь и выключаю плиту. Потом спускаю вещи вниз по лестнице, не дожидаясь лифта.

Странно, но мне все равно, что там за Владик и в каких он отношениях с моей женой. Формально мы еще в браке, но я не чувствую ни уколов ревности, ни уязвленного самолюбия самца, проигравшего самку. Мне все равно.

На улице у джипа, того самого, что неделю назад забрал Яну, стоит Владик, высокий подкачанный парень в солнцезащитных очках. Его голова коротко острижена, а длинная челка зализана гелем назад. На нем облегающая грудь голубая с синим узором рубашка, темные брюки, опоясанные красивым ремнем, а в отражении начищенных туфель видно солнце. Я смутно припоминаю, что это ее коллега с работы.

Удивленно подмечаю, что он совсем не кидается им помочь, хоть и видит, как Наталья Сергеевна с Яной тащат баулы. Вместо этого открывает багажник и отворачивается, продолжая разговор. Теща, приговаривая, как она умаялась, дышит с одышкой, но забрасывает баулы в багажник по-молодецки. Я размещаю еще один с пакетами там же, однако под четвертый нет места.

– В салон? – спрашиваю Яну.

Она безразлично жмет плечами и садится в машину спереди. Торопясь закончить этот спектакль, я открываю заднюю дверь и закидываю вещи на сиденье. Отряхиваю руки и слышу:

– Эй, але! Ты что творишь, дебил? Вытаскивай свое барахло! Это кожа, ты что, совсем идиот?

– Да хоть шанхайский барс! – Я с силой захлопываю дверь и иду к подъезду.

– Эй, ты! Быстро назад вернулся! Эй! – распинается Владик.

Закипаю, чаша моего терпения переполнена, и мне сносит крышу. Резко разворачиваюсь и возвращаюсь к машине, на ходу изучая профиль этого персонажа:

Владимир Королев, 30 лет

Текущий статус: менеджер.

Тринадцатый уровень социальной значимости.

Класс: управленец шестого уровня.

Не женат. Дети: Радомир, 2 года.

Отношение: Равнодушие 0/30.

Подхожу к нему так близко, что чуть не наступаю на его обувь, упираюсь глаза в глаза. Смотреть, правда, приходится снизу вверх.

– Чо надо? – спрашиваю, влив в голос всю злость.

Владик, честно говоря, совсем не пугается.

– «Чокать» троллям будешь в Интернете, петушок, – улыбается, подначивает. Красуется перед Яной, как пить дать. – Шмотки свои вытащи, постели покрывало из багажника и сложи обратно.

– Грузчика нашел, что ли? – делано удивляюсь я. – Я хэзэ, в каких вы отношениях…

– Владик, да бог с ним, поехали! – просит теща.

– Наталья, какое еще «бог с ним»? Салон кожаный, не хватало мне…

– Фил, здорово! – слышу рядом Сявин развязный голос. – Че, проблемы?

Он обнаруживается позади Владика. «Какой каноничный гопник», – с восхищением думаю я. Поза у него с виду расслабленная, спина ссутулена, руки в карманах треников, во рту дымится сигарета, глаза хитро прищурены, а нижняя губа слегка оттопырена.

Ваша репутация у Владимира Королева понизилась!

Текущее отношение: Неприязнь 15/30.

Владик нервно оглядывается, потом кидает теще: «Сядьте в машину!», садится сам, хлопает дверью и резко газует. Яна высовывается из окна:

– Панфилов! Вечером папа заедет за телевизором! Будь дома!

– Пусть позвонит сначала, вдруг меня… – начинаю отвечать, но умолкаю, понимая, что меня не слышат.

– Жена – все? Свалила насовсем? – интересуется Сява.

Киваю в ответ. Он протягивает пачку:

– На, покури.

Достаю сигарету, долго кручу ее, нюхаю и возвращаю.

– Не, я пас. Уже неделю не курю, не хочу срываться.

– Уважаю! – заявляет Сява. – Я бы вот тоже бросил, денег на них уходит – мама, не горюй!

– Это да… – соглашаюсь с ним. – Кстати, спасибо, что вмешался. Обидно было бы на глазах бывшей от нового хахаля в лоб получить. Слушай, а ты следишь за мной, что ли? Как во двор ни выйду, ты здесь.

Он мрачнеет лицом. Глубоко затягивается, хмыкает, жует губами, вздыхает и только начинает говорить, как над ним вспыхивает желтый восклицательный знак квестгивера!