– Никита Акинфич, – растерянно промямлил Петенька, – я не могу принять такой подарок. Таковую саблю впору царю носить, да и то не у всякого найдется.

– Нет-нет, ваше благородие, не обижай. От чистого сердца дарю, чтобы между нами любовь была да приязнь. Сам же говорил – мы одной веревочкой повязаны. А ежели откажешься дар принять, так я ее сам в пруду утоплю, поскольку уже своей и не считаю. А чужие вещи дома зазорно держать. Немецкие же железки выкинь и забудь, а графу Петру Ивановичу так и скажи: Демидов, мол, может лучше, чем в преславных европах, работать. Хотя сам понимаешь, такая сабля не для всех.

Впрочем, Петенька не особо и сопротивлялся, потому что искус был слишком велик.

– Благодарствую, Никита Акинфич, все как есть Петру Ивановичу да Александру Ивановичу обскажу. Думаю, дело у нас сладится к обоюдной выгоде. Но уж и ты, как говорили, не затягивай с визитом в столицу нашу. Генерал-фельдцехмейстер ждать не любит.

– Не затяну, не бойся, – странным тоном заверил Демидов. – Северьян, подь сюды! – гаркнул он вдруг во всю глотку.

Тут же появился Северьян, непривычно благостный, в чистой синей поддевке. Вежливо поклонился:

– Звать изволили, Никита Акинфич?

– Изволил, – недобро ухмыльнулся Демидов. – Помнишь, Северьян, говорил я тебе, что придется последнюю службу сослужить мне?

– Помню, Никита Акинфич.

– Ну так вот… Позволь, поручик, на минутку саблю одолжить.

Петенька, ничего не понимая, передал Демидову саблю, но тот сразу вручил ее Северьяну. Северьян побледнел немного, но тут же в глазах его заплескала непроглядная черная водица.

– И ты, поручик, запомни, каковы иногда бывают дары Демидовых, – прошипел Никита Акинфич голосом, больше всего напоминающим гадючий. – Слуги! – Он дважды хлопнул в ладоши. – Приведите-ка сюда девку негодящую.

Двое здоровенных конюхов притащили… По спине Петеньки пробежала холодная струя. Притащили одну из тех сильфид, что обучала его вокабулам французским, потом предупредила о Северьяне. Руки ее были связаны за спиной, рот заткнут какой-то тряпкой, а в глазах… Второй раз взглянуть ей в глаза Петенька не посмел.

– Дурные слуги имеются в каждом доме, – наставительно произнес Демидов. – И каждый хозяин с ними по-своему обращается. Помнишь, Северьян, я говорил тебе, что предателям веры нет и предавший один раз предаст и второй? Ты поступил по правде хозяйской и все мне рассказал, а уж выяснить, кто предупредил питерского поручика, труда не составило. Кнут любой язык в момент развяжет. Вот я искореняю измену в доме своем сразу и бесповоротно, тебе и поручаю суд справедливый свершить над языком длинным да головой пустой.

Петенька понял, что сейчас произойдет, хотел было возмутиться, но увидел в глазах Никиты Акинфича ту же самую непроглядную чернь, что у Северьяна, и не посмел сказать ничего. Девка даже и не трепыхалась в руках конюхов, похоже, Никита Акинфич хорошо вышколил дворню, понимали людишки, что любая попытка сопротивления себе же дороже обойдется.

– Вот и покажи, Северьян, на что ты способен и на что способен клинок демидовский. Пусть причастится крови, ему ведь теперь долгая жизнь в кровавых баталиях предстоит. – И не понять было, всерьез он это произносит или насмехается. – Рассечешь ее с одного удара, пожалую тебе еще сто рублей, не рассечешь – пожалую сто плетей. И помни, что теперь ты кровью повязан прямо на глазах поручика Тайной канцелярии, а что за душегубство бывает… Сам знаешь. Поэтому, ежели что, не три, но семь раз подумаешь, изменять ли Демидовым. Ну, давай, голубчик, не тяни, а то кони уже застоялись.

По возвращении в столицу Петенька должен был незамедлительно явиться с докладом к графу Шувалову, но решил не слишком торопиться. Все-таки вояж на Урал подзатянулся изрядно, поручик вымотался и отощал, а потому для начала отправился на свою квартиру, чтобы почиститься и отоспаться. Никого из товарищей он не встретил, супротивников тоже не видел, чему был только рад. После хорошей баньки, напарившись и отмывшись до скрипа, он завалился спать, однако рано утром был разбужен бесцеремонным стуком в дверь. Кулаки были увесистые, и дверь жалобно потрескивала. Перепуганный поручик поспешно схватил пистолет – за время своего путешествия он привык класть рядом с подушкой заряженный пистолет – и осторожно спросил:

– Кто там?

– Господин поручик, вас незамедлительно в канцелярию требуют, – пробасили в ответ.

– Кто требует? – Петенька начал лихорадочно вспоминать: чем же таким он мог провиниться, что за ним караул прислали, да вот так прямо с утра? Вроде бы не за что.

– Не могу знать, вашбродь. Только их высокографское сиятельство приказали, чтобы немедля.

– Хорошо, братец, сейчас оденусь и пойду.

– Не могу, вашбродь. Так что приказано дождаться и сопроводить!

Петенька нервно передернул плечами. Явиться в Тайную канцелярию за караулом ему совсем не улыбалось. Неужели все-таки что-то стряслось? Кляузы голштинские всплыли? И всю дорогу в сопровождении здоровенного преображенского капрала он мысленно перебирал свои вины и проступки, но никак не мог найти ответа.

Однако ж граф Александр Иванович повел себя как-то немного странно: вместо того чтобы потребовать отчет, он долго разглядывал Петеньку и внушительно молчал. Лишь после того, как поручик совсем разнервничался, предчувствуя что-то нехорошее, начальник Тайной канцелярии поинтересовался:

– Ну как тебе конь показался?

Оторопевший Петенька невпопад ляпнул:

– Какой конь?

– А у тебя их уже несколько? – усмехнулся граф.

Петенька покраснел до ушей.

– Ах, ваше сиятельство, не имел до сих пор возможности поблагодарить вас. Это поистине сокровище, а не конь.

– Ладно, пустое, – отмахнулся граф. – Тайная канцелярия имеет возможность дать своим офицерам все самое лучшее, потому как сие необходимо для исполнения их обязанностей. Вот, предположим, тебе потребуется нагнать какого-либо злодея, и как ты это сделаешь, если конь у тебя будет ледащий? А злодея упускать никак нельзя. Вот потому и получаешь ты такого жеребца.

Объяснение показалось Петеньке надуманным, но спорить он не стал.

– Ну-с, давай рассказывай, чего ты на Урал-камне натворить успел, – добродушно предложил граф. – Слухами земля полнится, говорят, у вас там сплошные приключения, прямо «Тысяча и одна ночь»: темные пещеры, несметные сокровища, коварные злодеи, благородные халифы…

– Насчет благородства я бы повременил, – осторожно возразил поручик. – Никита Акинфич Демидов – это человек себе на уме. Все делает к своей выгоде и противников уничтожает беспощадно.

Александр Иванович криво усмехнулся.

– Ну, значит, помогал нам он из своей выгоды. Впрочем, ему с Урала торговать со всякими Пруссиями или Швециями несподручно, мимо нас мышь не проскочит, не то что обоз с железом, а тем паче с пушками. Так что уральскому набобу дружить с Тайной канцелярией сам бог велел. Интересно, тебя подарками завалил тоже ради собственной выгоды?