думаете, — ухмыляюсь я.

Николай Дмитриевич чуть не подпрыгивает на месте.

— Когда? — в его глазах столько надежды, и я чувствую себя Дедом Морозом, который впервые за шестьдесят лет принес мужчине желанный подарок. И ничего страшного, что это химической препарат. Главное, он должен помочь закончить разработку лекарства, в проекте которого уже два года не было подвижек.

Но Сергей Анатольевич решает разрушить волшебную атмосферу праздника.

— Покажи документы, — жестко произносит он.

— Я же вам буквально вчера говорил, что веду переговоры, — смотрю на него и стискиваю кулаки на коленях. — Но вы решили меня обойти и начали этот цирк, — встречаюсь взглядами со всеми присутствующими, мать намеренно игнорирую.

Вот только она, кажется, не собирается оставаться в стороне.

— Это не цирк, Антон, — строго произносит она. Когда-то мелодичный голос стал хриплым из-за злоупотребления сигаретами. — Ты только посмотри на себя. На лице живого места нет. А видео… Это же грязное пятно. Ты хоть представляешь, как оно повлияло на репутацию компании? — она театрально вздыхает.

В ее словах нет и доли искреннего беспокойства обо мне. О компании? Возможно. Эту женщину интересуют только деньги, оставленные отцом. Я уж точно не забыл скандалы, которые она устраивала папе, когда не получала очередную «хотелку». И любовников ее тоже прекрасно помню. Она спала с ними прямо в их с отцом спальне, когда того не было дома.

— Если бы у нас был нормальный директор по связям с общественностью, — бросаю взгляд на Роберта, который тут же краснеет, чем напоминает поросенка, — ситуация уже давно была бы улажена. И на репутации компании не было бы «пятна».

— Предлагаю заканчивать этот цирк, как выразился Антон, — Сергей Анатольевич поднимается с места. — Мы с вами до его прихода час все обсуждали. Время принять решение.

Стискиваю челюсти. Сердцебиение учащается, как перед боем. Напряжение сковывает тело. Если бы мог сильнее сжать кулаки, то сделал бы это.

— Кто за то, чтобы отстранить Ремникова Антона Вячеславовича от управления компанией? Поднимите руки, — Сергей Анатольевич показывает пример остальным.

Старый хрыч тут же следует ему, хотя я даже не уверен, что он правильно все расслышал. «Поросёнок», чуть ли не подпрыгивает на месте, когда вскидывает руку вверх. Вот только застревает в подлокотниках стула. Братья ловят мой пристальный взгляд, видят приподнятую бровью и тут же тушуются. Начальника отдела разработок я подкупил возможностью получить недостающий компонент для его супер-пупер революционного препарата, поэтому он просто складывает руки на груди и смотрит на меня с благоговением. По уставу я не имею права участвовать в голосовании, которое касается меня. Поэтому остается только мать. Больше я не могу ее игнорировать. Смотрю. В груди расцветает отвращение. Мать бросает на меня взгляд, наполненный сожалением и притворной заботой, когда поднимает руку.

— Итак, решение принято, — Сергей Анатольевич хлопает в ладоши, продолжает что-то говорить, но я не слышу звука.

В ушах шумит. Сердце стучит. Каждая мышца в теле наливается сталью.

Все кроме начальника отдела разработок поднимают руки. Видимо, приняли еще одно решение.

Подрываюсь с места. Стул отлетает и ударяется о стену.

— Он затянет вас в бездну, — произношу я и выхожу в коридор. Слышу сзади окрик. Узнаю голос, начальника отдела разработок, но не задерживаюсь.

Девятая дверь. Антон. Гостиная. Часть 4

У меня сейчас одно желание — набить кому-нибудь морду. Широкими шагами дохожу до конца коридора и распахиваю деревянную со встроенным стеклом дверь. Выхожу на лестничный проем. Быстро спускаюсь на два этажа и иду по похожему коридору к своему кабинету. Секретарша быстро встает из-за стола. Хочет мне что-то сказать, но я ее игнорирую. Открываю дверь, на которой висит табличка исполнительный директор, и со злостью захлопываю ее. Стены содрогаются, а я замираю, когда замечаю Милу в простых черных джинсах и белом бомбере, сидящую на диване.

Она тут же встает.

— Что ты здесь делаешь? — рычу. — Я сказал тебе сидеть дома и не высовываться!

Мила вздрагивает, ее глаза округляются, но она быстро приходит в норму.

— Мы с тобой не договорили, — делает шаг вперед, сжимая кулачки. — Антон, ты не можешь постоянно отмахиваться от моих желаний. Я уже говорила тебе, что хочу вернуться в университет и планирую это сделать.

— Не сейчас, — цежу я сквозь, стиснутые зубы. — Мы не будем обсуждать это сейчас! — направляюсь к своему столу. А «своему» ли?

— А когда? Ты уже два дня переводишь тему, — Мила охватывает обеими руками мое запястье, стоит мне попытаться ее обойти.

Вырываю руку, но Мила тут же хватает ее снова.

— Антон! — она повышает голос. — Для меня это очень важно.

Дышу поверхностно. Часто. В крови бурлит ярость, смешанная с адреналином. Глаза застилает красная пелена. Еще чуть-чуть и…

— Антон! — Мила пытается повернуть меня.

Я снова выдергиваю руку, отталкивая ее. Только не рассчитываю ни силу, ни то насколько крепко в нее вцепилась девушка. Вместо того, чтобы просто освободить руку, я отбрасываю Милу назад, и она летит на диван. Это так сначала мне так показалось. Пока я не заметил, что Мила приземляется на деревянный подлокотник.

Ее глаза наполняются слезами. Губы раскрываются. На них застревает немой крик. Гримаса боли искажает кукольное лицо девушки, и она сползает вниз. На пол.

«Твою же мать!»

Подлетаю к Миле, опускаюсь на колени, но боюсь коснуться. Вдруг она что-то сломала

— Сиди на месте, — смотрю ей в глаза, из которых начинают катиться слезы. — Попробуй пошевелить ногами! — приказываю, но Мила не слушает. — Мила, тебе нужно попробовать пошевелить ногами. Давай же! — сжимаю кулаки и тут же расслабляю их. — Пожалуйста…

Мила не отводит от меня взгляда, заполненного страданием. В груди разливается вина. Она смывает гнев напрочь, но уже поздно.

— Пожалуйста, — шепчу я. — Попробуй.

Вижу, как грудь Милы приподнимается и она чуть сгибает ноги. Чувствую волну облегчения. Но она тут же исчезает, когда слышу протяжный стон.

Подползаю ближе. Кладу руку на щеку Милы. Она отворачивает голову. У меня между пальцев застревают ее рыжие волосы. Мила делает еще один вдох, на этот раз глубже и пытается встать. Тут же падает обратно. Вскрикивает.

— Не нужно. Не вставай. Я сейчас скорую вызову, — подрываюсь на ноги и начинаю шарить по карманам брюк в поисках телефона. Нахожу в правом, но не успеваю вытащить, как снова слышу стон и шуршание. Опускаю взгляд и замечаю, что Мила поднимается.

Блядь. Подхватываю ее за предплечья и помогаю встать.

— Зачем? У тебя может быть поврежден позвоночник, — смотрю на девушку строго.

Руки Милы дрожат, а она сама качается, поэтому сильнее сжимаю, чтобы ее удержать.