Так-так, похоже, она сильно недооценила мистера Хантера. Ксения насторожилась. Полиция не имеет привычки просить об услугах, а когда она это делает, это значит, что у вас просто не будет другого выхода.

– Понимаете, Мари Пеллетье отказывается с нами говорить. Будто бы она понимает только по-французски, а я на этом языке ни бум-бум, и Сайкс тоже. Ваша хозяйка упоминала, что вы знаете несколько языков, в том числе и французский. Если бы вы, мисс, могли с ней побеседовать…

– Этот разговор не будет иметь законной силы, – тихо сказала Ксения. – Я не служу в полиции и не имею права допрашивать кого бы то ни было.

– Речь вовсе не о допросе, что вы! – замахал руками Стивен. – Просто скажите ей, что запираться бесполезно. Ее история наделает много шуму, но присяжные вряд ли будут настроены против нее, учитывая все обстоятельства. Если она согласится покаяться и отдаст пишущую машинку…

– А вы до сих пор ее не нашли?

– Нет. Она точно где-то ее спрятала… а может быть, вообще успела от нее избавиться, после того как написала третье письмо. Я не говорил вам, кем она работает? Секретаршей представителя бельгийской шоколадной фирмы. Машинка – это ее рабочий инструмент. Изначально в Лондон должна была поехать другая секретарша, но Мари уговорила ее уступить место ей, и теперь ясно, почему…

Ксения задумалась.

– Хорошо, мистер Хантер, – решилась она. – Я поговорю с этой несчастной девушкой, но я ничего вам не обещаю. Только одно условие…

– Да?

– Разговор будет с глазу на глаз, без свидетелей. Полагаю, – быстро добавила Ксения, видя, что Хантер колеблется, – ей будет легче довериться женщине, если я буду одна.

– Но вы расскажете мне, если узнаете что-нибудь важное?

– Можете не сомневаться, – заверила его Ксения.

Комната для допросов была словно нарочно обставлена так, чтобы человек, которому выпало несчастье попасть сюда, окончательно пал духом. Стены были какого-то отвратительного грязного цвета, единственная лампочка светила еле-еле, а стулья оказались такими же жесткими, как условия займа у опытного ростовщика. Между двумя стульями стоял простой стол без ящиков. Больше в комнате не было никакой мебели.

Женщина-полицейский ввела Мари Пеллетье, с которой не сняли наручников, и жестом указала ей на стул. Мари села. Наручники стесняли ее, и она не положила руки на стол, а опустила их на колени, чтобы не были видны уродливые металлические браслеты и толстая цепь между ними.

Дверь лязгнула, на пороге показалась Ксения.

– Можете идти, – сказала она женщине в форме.

Та вышла, и Ксения повернулась к задержанной. Когда дверь открылась, Мари сидела опустив голову, но теперь она подняла глаза. На ее лице мелькнуло изумление…

«Она знает меня! – поняла Ксения. – Точнее, не знает, но видела… Где? На Стрэнде? Она шла за Бойлом… ждала, когда он умрет… И она видела, как я пыталась ему помочь. Ну, инспектор Хантер! Как будто в Скотленд-Ярде нет ни одного человека, который знает французский! Но он пригласил именно меня… Не такой уж он и недотепа, как я опрометчиво сочла. Очень, очень умный ход!»

– Вы меня узнали? – спросила Ксения по-французски.

Не сводя с нее взгляда, Мари кивнула.

– Вы видели, как умирал Роберт Бойл, – сказала Ксения скорее утвердительно, чем вопросительно. – Это вы убили его?

Мари молча покачала головой. Не думая больше ни об отвратительной обстановке, ни о цвете стен, Ксения отодвинула стул и села напротив бельгийки. Бледное круглое лицо, из тех, которые романисты, чтобы не тратить время на описание, именуют плоскими, маленький носик, темные волосы, собранные на затылке в пучок, невыразительная одежда. Вся Мари Пеллетье выглядела какой-то потухшей, поблекшей, усталой. Чем-то она до жути походила на привидение – на нечто, что давно умерло и только притворяется, что живет.

– Послушайте, Мари, – начала Ксения, – я тут как неофициальное лицо, и наш разговор не имеет юридической силы. Полиция знает все: о том, что случилось в Бельгии, о вашем приезде в Лондон, о письмах…

– Я не писала никаких писем, – ровным, безжизненным голосом промолвила Мари. – И я никого не убивала.

«Н-да, – подумала раздосадованная Ксения, – тут не повредило бы присутствие Эркюля Пуаро. Который, кстати сказать, соотечественник подозреваемой. Разумеется, два бельгийца легко нашли бы общий язык…»

Но хватит, хватит, довольно. Как выразился мистер Хантер, жизнь – не роман, усатый бельгийский гений – плод воображения миссис Кристи, и он никак не поможет Ксении разговорить вполне реальную Мари Пеллетье, измученную девушку, отмеченную печатью беды.

– Хотела бы я вам поверить, – заметила Ксения. Мари слегка качнулась на стуле.

– Перестаньте… Ведь вам все равно.

– Нет, – сказала Ксения, и это было чистой правдой.

– Никто не может понять, через что я прошла, – вздохнула бельгийка. – Никто.

– Вы же не просто так приехали в Лондон, Мари? Да, у вас была работа… но ведь не только она привела вас сюда? – Собеседница Ксении молчала, не отрывая взгляда от исцарапанной поверхности стола. – Вы хотели их убить?

Мари подняла голову.

– А вы сами как думаете? – чужим, охрипшим голосом спросила она.

Забывшись, Мари положила руки на стол. Цепь звякнула, и лишь тут Ксения заметила наручники.

– Я позову кого-нибудь, чтобы их сняли, – сказала она.

Однако вместо женщины-полицейского явился сам инспектор Хантер, который довольно мрачно выслушал просьбу Ксении.

– А если она вцепится вам в горло? У нас уже бывали такие случаи, знаете ли…

– Инспектор, – терпеливо промолвила Ксения, – я не могу вызывать на откровенность человека, который скован. Окажите мне такую услугу… В конце концов, – быстро прибавила она, – горло, в которое она может вцепиться, – мое, и я имею право распоряжаться им по своему усмотрению.

Хантер фыркнул, достал из кармана ключ и снял с Мари наручники.

– Под вашу ответственность, – веско сказал он Ксении, прежде чем скрыться за дверью.

Когда он ушел, бельгийка, морщась, стала растирать запястья.

– Вам лучше? – спросила Ксения.

– Мне? Мне уже не может быть лучше… – Мари вздохнула. – Дядя говорил мне: надо забыть то, что случилось. Никакие слезы их не воскресят. Тетка тоже…

– Вы жили у дяди и тети?

– Да. Они забрали меня к себе после… после всего. Они жили в Брюгге… Хотя почему жили? Они до сих пор там живут… – машинально поправила она себя. – Скажите, это правда, что они все умерли?

– Если вы о тех трех солдатах, то да. Их больше нет.

И тут, к удивлению Ксении, Мари всхлипнула.