А в квартире госпожи Эриссон атмосфера была самая мрачная. Ле Биан беззгмными глазами смотрел на Жозефину и только твердил:

— Теперь, чтобы мы поняли эту тайну, остается надеяться только на чудо…

Черная машина въехала во двор комендатуры; двое часовых у ворот сделали на караул. Шторман бережно прижимал коричневый пакет к себе. Уже несколько раз он перелистывал бумаги, но не позволил себе заглянуть в их содержимое. Для него чтение было интеллектуальным служением, которое для извлечения максимальной пользы должно осуществляться в наилучших условиях. Прежде всего, он обязан был уведомить о своем успехе Вевельсбург. Итак, Харальдсен пытался спрятать от немцев последний плод своих исследований, но это было ему не по силам. Совершенство методов СС получило очередное подтверждение.

Шторман, как он уже привык, поднялся в отведенный ему кабинет, не потрудившись зайти поздороваться с хозяином. Неприязнь между ним и фон Бильницем мало-помалу переродилась в ненависть, так что они даже общались, посылая друг к другу секретарей. О появлении эсэсовцев в Руане ходило много слухов, а когда они вторглись в собор, то стали самыми ненавистными людьми в городе. Фон Бильниц, считавший своим долгом поддерживать порядок, опасался этих толков: они могли еще больше разжечь решимость врагов Германии, которых полковник считал обыкновенными террористами.

Шторман вошел в комнату и закрыл дверь, приказав ни под каким предлогом его не беспокоить. Он положил коричневый пакет на стол, снял телефонную трубку, велел телефонистке набрать нужный номер в Германии, повесил трубку и задумался. Прежде всего он вспомнил о золотом кресте, который оставил в Вевельсбурге. С тех пор как Шторман расстался с крестом, у него появилось странное чувство, которое он никак не мог себе объяснить. Если разобраться, ему казалось, что он действительно лишился чего-то ценного. Это было то же грызущее ум и сердце чувство, которое бывает, когда расстаешься с дорогим человеком и страстно желаешь увидеть его опять. Шторман быстро выгнал эти дурные мысли из головы. Он взял себя в руки: то были непростительные для человека на его месте знаки слабости. Вскоре телефонный звонок окончательно вывел его из этих размышлений.

— Герр Шторман, — объявила телефонистка, — соединяю вас с генеральным секретарем Зиверсом.

— Ja! — ответил Шторман голосом внезапно вернувшегося из грез в реальность человека.

— Подполковник Зиверс, — сказал далекий голос.

— Так точно, подполковник, — ответил младший офицер, — Шторман у аппарата. Докладываю вам о результатах моей работы, как мы договаривались. Мы добыли вторую часть рукописи профессора Харальдсена. Я сию секунду внимательно с ней ознакомлюсь, а потом мы сможем возобновить допрос в Вевельсбурге.

— Это будет затруднительно, — сухо ответил Зиверс. — Профессор Харальдсен сегодня ночью покончил с собой. Идиоты, отвечавшие за его охрану, будут наказаны за халатность.

У Штормана перехватило в горле.

— Но как же это возможно, господин генеральный секретарь?

— Как возможно! Как возможно забыть отобрать у заключенного шнурки от ботинок после прогулки? — злобно ответил оберштурмбаннфюрер. — Как возможно, что охрана забывает самые элементарные положения уставов ордена? Ключевое слово всей этой истории вам придется найти на тех страницах, которые он нам оставил. Ничего другого у нас больше нет.

— И вот еще что, господин генеральный секретарь, — продолжил Шторман. — По нашей информации, в это дело решили вмешаться церковные власти. Из Рима в Руанский собор приезжал экзорцист. Люди в сутанах знают, что мы идем по следу Роллона, но, думаю, еще не знают, зачем.

— Если Ватикан срочно командировал экзорциста, — ответил Зиверс, — это значит, что его власти очень серьезно считаются с нашими исследованиями. Вероятно, на самом высоком уровне. Я нисколько не удивлюсь, если окажется, что за этим стоит сам папа.

Шторман не ответил. Ему оставалось только выслушать распоряжения начальства. И они не заставили себя ждать.

— Ознакомьтесь с рукописью Харальдсена и раскройте тайну Роллона-язычника. На сегодняшний день я вам полностью доверяю. Я уже говорил вам, что это может изменить весь ход войны.

— Слушаюсь, господин генеральный секретарь. Будет исполнено. Постараюсь оправдать ваше высокое доверие.

— И еще одна деталь, — прибавил Зиверс. — Никакого доверия фон Бильницу! Это типичный аристократ-вырожденец, опасный реакционер, который пытается сопротивляться победе наших идей. Я просил в Берлине начать о нем расследование. Будет очень странно, если в его заплесневелых шкафах не найдется пары-тройки скелетов. Зигхайль!

Генеральный секретарь Аненербе повесил трубку.

Шторман тоже опустил трубку на рычаг. Он снова посмотрел на коричневый пакет, но на сей раз главным чувством в его душе было не любопытство: в его взгляде был страх. А вдруг он не окажется на высоте? А вдруг туман, окутавший эту тайну, так же плотен, так же непроницаем, как тот, что плывет над норвежскими фьордами? Шторман горячо надеялся, что Харальдсен довел свое исследование до конца.

Ле Биан явился в собор, как только его отперли для народа. Он прошел в исповедальню и сел на деревянную скамеечку за ширмой. Там было почти совершенно темно, и ни один звук не нарушал тишины, царившей в Божьем храме. Потом до молодого человека донесся еле приметный отзвук дыхания — и близкий, и отдаленный — с другой стороны перегородки. Как он ни старался, но не мог сообразить, слышал ли его уже тогда, когда сам вошел в исповедальню, был ли там уже кто-то или появился только что. Щелкнуло окошко, разделявшее двух собеседников, и Ле Биан вспомнил, зачем пришел сюда.

— Господин Ле Биан, — произнес голос из-за перегородки с сильным итальянским акцентом. — Простите мой неважный французский, я не смог выучить его, как бы мне хотелось, но знайте, что я очень люблю вашу страну. И еще извините за такое неправильное место встречи, но мне очень важно сохранить свои действия в полной неизвестности.

— По-моему, ваш французский превосходен! Но чем я могу быть вам полезен? — ответил молодой человек, явно смущенный таким предисловием.

— Позвольте вам объяснить. Я приехал из Италии, чтобы вручить вам документ величайшей важности. Не считая нескольких особо избранных, вы будете первый, кто пролистает его за последние триста лет. Знайте, что речь идет о чрезвычайно ценном памятнике, который никогда не покидал библиотеки, в которой покоится последние пятьсот лет. Мы знаем, что вы занимаетесь первыми временами нормандского герцога Роллона. Мы знаем также, что люди из СС имеют с вами одну цель. Может быть, они даже уже опередили вас. Надо сказать, что у них есть такие средства, которыми вы пользоваться не можете. Если вам не помочь. Даже если побуждения у нас разные, я думаю, что мы решаем одну задачу. И мы, и вы хотим помешать, чтобы немцы использовали открытия, которые они сделают, для своих разрушительных целей. И чтобы они еще больше перевернули порядок в нашем дольнем мире.