Зашли в предбанник. Разделись.

— Да, не слабо тебя жизнь потрепала, Тимоха. Это откуда же у тебя такие отметины. А эта совсем свежая! — палец Игната чуть не уперся мне в левую мышцу груди.

— Хунхузы, дядька Игнат, хунхузы. На Амуре с ними часто приходится сталкиваться. Давайте попаримся. А потом я расскажу.

— Давай, казак, попаримся, — Игнат Петрович продолжал с изумлением рассматривать боевые отметины на моём теле: свежий шрам с чуть затянувшейся кожей на левой мышце груди, борозда по ребрам на правом боку, две отметины с двугривенный на простреленном правом плече, да на спине под правой ключицей. Как он выглядит, рассмотреть в зеркале так и не смог. Но не маленький. Над левой бровью и далее по виску шрам большей частью скрывался в волосах.

Вошли в хорошо натопленную и выстоявшуюся баню, и сразу же погрузились с дядькой Игнатом в пучину приятного, сухого, жаркого воздуха, пока еще не насыщенного ароматами разнотравья. Пахнет слегка лишь деревом от разогретых бревенчатых стен, дымком сгоревших дров да березовым листом от распаренных веников.

Дядька Игнат берёт ковш, в котором уже настоян какой-то травяной отвар. Сливает из него часть отвара в другой ковш поменьше, куда уже зачерпнул горячей воды. Взмах ковшом, раскаленные камни зашипели, и по бане поплыл аромат, какой не учуешь и в парфюмерной лавке.

Я окатил небольшой полок холодной водой, и дядька Игнат, надев какую-то бесформенную шляпу из шерсти, типа фетра в моём времени, забрался на него и лег на живот, подложив под лицо распаренный свежий веник. Я уселся на лавку рядом с полком, вдыхая банный дух, пахнущий березовой рощей. Сижу и нежусь в приятном и обволакивающем тепле.

Чувствую, что прогрелся. Обильный пот стекает по телу ручейками.

— Тимоха, поддай из другого ковша кваском, — попросил меня расслабленным голосом дядька Игнат.

Клубы пара и пары с запахом хлеба и мёда заполнили баню. Чувствуя, что уши начинают скручиваться в трубочку, а волосы потрескивать, уселся прямо на пол.

— Ох, хорошо. Благодать какая! — раздалось с полка.

Я между тем начал тереть кожу, скатывая с неё грязь колбасками. Как же хорошо. Действительно благодать!

— Тимоха, подай ковш с холодной водой, попросил меня дядька Игнат.

Я подал казаку ковш с водой, который он, сняв подобие шляпы, вылил себе на голову. Подав мне назад ковш, шляпу и веник, дядька Игнат произнёс:

— Бери колпак, рукавицы вон на лавке лежат. Попробуй в два веника пройтись.

Надев колпак на голову, рукавицы, макнул поданный веник в деревянную шайку, где лежал, распариваясь еще один.

Что ж, начнем священнодействие. Попариться в прошлой жизни я очень любил. У Селевёрстовых банная суббота также была в почёте. Но там мне с Ромкой доставались обычно остатки пара.

Встав перед полком, начал легонько навевать вениками на дядьку Игната горячий воздух, чуть-чуть касаясь ими тела казака. Прогнав несколько раз волну горячего воздуха от спины к пяткам и обратно, под охи и вздохи дядьки, положил ему один веник на спину и ударил вторым.

— Ох, Тимоха, хорошо то как. Давай, ещё!

Я вошёл во вкус. Усилил удары веником, потом перешёл на удары двумя вениками, прижимая горячий воздух к телу дядьки Игната, растирая его. В общем, пошла настоящая банная утеха!

Подбавив парку и окунув веники в шайку, заставил казака перевернуться на спину и продолжил веселье.

— Всё, дядька Игнат, не могу больше!

Бросив веники в шайку, стянув с головы колпак, а с рук рукавицы, положил их на лавку и выскочил в предбанник. Усевшись на лавку, стал жадно глотать прохладный воздух.

Через несколько секунд мимо меня пронёсся красный как рак, распаренный дядька Игнат, ухая и постанывая. Прошли мгновенья, и раздался громкий бултых и довольное упоминание Бога, его матери и ещё какой-то матери.

"Да… Только русский человек, входя в нирвану, может одновременно молиться и материться", — подумал я, выглядывая наружу из предбанника.

Дядька Игнат лежал на мелководье в Ангаре, хлопая по воде руками и бултыхая ногами, наслаждаясь прохладой воды. Я прикрыл дверь и снова уселся на лавку, блаженствуя и чувствуя, как бешеный стук сердца стал потихоньку приходить в норму.

Через пару минут в предбанник ввалился мой арендодатель койко-места и, разбрасывая холодные брызги, шлепнулся на лавку рядом со мной.

— Ну, Тимоха, спаси тя Бог! Уважил — давно так не парился. Ну да я тебя не хуже испарю.

— Дядька Игнат, я после ранения ещё не полностью оправился. Так что пожалей меня, — улыбаясь, ответил я.

— Так, Тимофей, может и не надо больше? — озабоченно спросил казак, выжимая бороду.

— Нет, чуток ещё можно, — ответил я.

— Тогда уже лучше, ты сам, — дядька внимательно посмотрел на мой свежий шрам на груди, который стал красно-синего цвета. — А то, как бы хуже не было. И я, дурак, не подумал.

Несмотря на опасения, второй заход в баню закончился тем, что дядька Игнат всё-таки отходил меня вениками, после чего я минуты три лежал в прохладных водах Ангары, получая немыслимое удовольствие.

Потом был ещё один заход хозяина бани, который я пропустил, его наслаждение паром и водными процедурами. После этого мы помылись, замочили грязное белье и распаренные во всём чистом вернулись в избу.

В избе нас дожидался самовар, который ещё не успел полностью остыть, и на его разогрев с помощью заранее заготовленных лучин, ушло немного времени. Хороший чай после бани, что может быть лучше! Поставив на стол, принесённый с улицы пыхтящий самовар, дядька Игнат, добавил к нему тарелку с оладьями, плошку с мёдом, заварной чайник в грелке-накидке и чашки с блюдцами.

"Слава богу, будем пить чай, а не чай-сливан с добавками муки и прочего", — с удовольствием подумал я, после чего пошёл потрошить свой мешок, где лежали дорожные продукты.

Убрав, выложенные мною на стол шмат сала, кусок копчёного окорока и полкаравая хлеба в кухонный закуток перед печью со словами "вечером поедим", дядька Игнат, скороговоркой прочитав "Отче наш" и размашисто перекрестившись, сел за стол, пригласив меня сделать тоже самое. Чай был разлит по чашкам, после чего началось активное восстановление нарушенного водно-солевого баланса в организме после бани.

После первой чашки чая, которую выпил, выливая порциями в блюдечко, налил вторую. Попробовав оладьи с мёдом, не выдержал и задал вопрос:

— Дядька Игнат, неужто сам такую вкуснотищу испёк?

Казак смутился, потом сделал глоток чая из блюдца и произнёс:

— Соседка Дарья, сеструха моей жены угостила. Мы со свояком, когда на сёстрах женились, дома рядом поставили. Им во время пожара повезло. Все живы остались. Вместе потом и отстроились. А чуть больше года назад свояк Григорий по весне в Ангару бросился спасать мальца, который, катаясь на льдине, перевернулся. Мальца достал и спас, в свой тулуп завернул, пока до избы нёс, а сам весь заледенел. Сгорел потом в лихоманке, — дядька замолчал, уйдя мыслями в себя, потом продолжил. — Вот и помогаем друг другу.