Боясь опоздать, Ребекка бросилась к двери и едва не столкнулась с мужчиной, стоявшим на пороге.

Она вскрикнула, резко отшатнулась, чуть не упав, но он вовремя подхватил ее.

– Что за крик, неуклюжая вы женщина? Вы меня до смерти напугали, – рявкнул Вольф Бодин.

– Это я напугала вас? – Сердце у нее забилось втрое быстрее, чем обычно, и она вырвала руку из его железных пальцев. – Что вы здесь делаете?

Вольф нахмурился, но даже сейчас он выглядел очень красивым: темно-синяя рубашка обтягивала его широкие плечи, шелковый платок небрежно повязан на шее, превосходно сидящие брюки подчеркивали стройность длинных ног, вычищенные башмаки сверкали, как полированные. В тусклом свете керосиновой лампы Ребекка видела каштановые пряди, выбивавшиеся из-под шляпы, и прищуренные глаза, в которых не было ни теплоты, ни даже просто безразличия, только холод и гнев.

– Я приехал за вами. Только собрался постучать, как вы рванули дверь. Что-нибудь случилось, мисс Ролингс? Почему вы такая нервная?

Мисс Ролингс. Значит, все пойдет сначала. Ну ладно.

– Все в порядке. – Ребекка небрежно пожала плечами, демонстрируя такую же холодную вежливость. – Я торопилась, вот и все. Разве я выгляжу нервной?

Вольф так посмотрел на нее, как будто хотел сказать нечто грубое. Ребекка скрежетала зубами, пока он бесстрастно оглядывал ее с головы до ног.

– Вы закончили осмотр? – резко бросила она, с разочарованием признавшись себе, что не заметила в его взгляде ни восхищения, ни желания.

– Вы в порядке, – равнодушно ответил Вольф. – Идемте.

Ей пришлось чуть ли не бежать, чтобы приноровиться к его гигантским шагам, и Ребекка могла бы поспорить, что шериф не подаст ей руку, когда они будут садиться в экипаж.

И ошиблась. Дойдя до коляски, Вольф неожиданно повернулся, так что она едва не наскочила на него, обхватил ее за талию, приподнял без видимых усилий и бесцеремонно усадил на жесткое сиденье.

– Я бы предпочла сама править лошадью, – пробормотала Ребекка, когда он сел рядом.

– Кетлин и слышать об этом не желала, – сказал он, глядя вперед, и взял вожжи. – Иначе меня бы здесь не было.

– Как мило. – В ней закипало раздражение, и в то же время на сердце было тяжело.

Он ее ненавидит. Это ясно как Божий день. Ненавидит даже сильнее, чем в первый день, когда узнал, кто она такая. Презирает ее. Тем лучше. Значит, больше не попытается ее поцеловать, она может быть спокойна.

Дорога шла между тенистыми елями, холодный ветер гнал клубки перекати-поля и выл, пытаясь сдвинуть с места тяжелые валуны. Луна плыла по атласному небу, усыпанному тысячами звезд. Ребекка украдкой поглядывала на сидящего рядом мужчину, однако ничто не менялось в его облике, и она решила, что это самый злой и отвратительный человек на свете. Как она могла, даже ребенком, считать его добрым? За всю дорогу он не сказал ей ни слова, не посмотрел на нее, держался так, будто она еловая ветка, случайно упавшая на сиденье рядом с ним.

Тогда она тоже возненавидит его. От этой мысли Ребекка почувствовала облегчение. Груз идиотских мечтаний упал с ее плеч, исчез навсегда. Она была глупой простушкой, мечтательницей, но теперь освободила от него свою душу, как от страшного проклятия, и никогда больше не вернется в эту тюрьму. Ей стало так легко и радостно от вновь обретенной душевной свободы, что едва экипаж подъехал к ранчо «Дубль Б», Ребекка спрыгнула на землю, не дожидаясь, пока Вольф поможет ей.

Дверь аккуратного дома с белыми оконными рамами отворилась, наружу хлынул поток света, позволяя увидеть безупречно выкрашенное крыльцо, на которое вышла Кетлин, вытирая руки фартуком и широко улыбаясь.

– Входите, Ребекка. Как вы хороши! Ах, я не думала, что к вечеру так похолодает. Вам лучше сесть у камина.

Девушка взбежала по ступенькам и вошла в дом, не взглянув на Вольфа.

Мебель была простая, но удобная и прочная. Перед камином стоял диван, обитый розово-голубым ситцем, а по обеим сторонам от него – стулья с такой же обивкой. Тепло от огня разливалось по всей просторной и высокой гостиной с дубовым чайным столиком, застекленными полками и шкафчиками старинной работы, плетеным ковром на натертом до блеска полу и письменным столом с ножками в виде звериных лап. Розовые муслиновые занавески на окнах были подвязаны голубыми лентами с кисточками. На стенах висели канделябры, в которых горели свечи. Узкая полированная лестница вела на второй этаж, наверняка обставленный так же уютно.

Но внимание Ребекки сразу привлекло пианино. Изящный небольшой инструмент с блестящими клавишами и матовой отделкой из розового дерева, стоявший в углу у камина.

– Какая прелесть! – воскликнула Ребекка, гладя полированное дерево. Стульчик, покрытый круглым вышитым ковриком, тоже был из розового дерева. Ребекка тронула пальцем клавишу.

– Вы сыграете нам, мисс Ролингс? – услышала она голос Билли и, подняв глаза, увидела его у лестницы: влажные волосы зачесаны назад, чисто вымытое лицо светится радушием. Мальчик смотрел на нее без всякой ненависти, и Ребекка почувствовала огромное облегчение. В отличие от своего отца Билли не таил на нее обиды, был рад видеть ее, рад возможности снова провести время в ее компании. Ребекка вдруг настолько хорошо почувствовала себя здесь, что даже удивилась.

– Не сейчас, – возразила она. – Скоро ужин. Я уверена, твоей бабушке потребуется моя помощь.

– Конечно, потребуется. Но сначала поиграйте немного, – попросила Кетлин. – Это пианино в нашей семье с незапамятных времен, оно принадлежало моей матери. Джулия, моя сестра, выучилась играть, а у меня не хватило терпения. Зато я неплохо вышиваю. Джулия умерла от холеры, и после смерти матери пианино перешло ко мне. Мэри Адамс знает две-три мелодии, да Билли иногда ударит по клавишам – вот и вся музыка. Если вы знаете хорошие песни, сыграйте, пожалуйста. Мы очень любим слушать музыку, не правда ли, Вольф? Тот издал полумычание-полухрип.

– Пап, мы ведь любим слушать музыку? – поддержал бабушку внук и потянул Ребекку за рукав к пианино. – Сыграйте, пожалуйста, что-нибудь веселое, – умолял он, и глаза его возбужденно блестели. – А я буду выстукивать ритм.

Она испытывала неловкость оттого, что Вольф неизвестно почему смотрит на нее с таким выражением, будто съел целый лимон. Но делать нечего, придется уступить просьбам Кетлин и Билли. Она села за инструмент, но тонкие пальцы застыли над клавишами. Что же сыграть?

Что-нибудь веселое.

– «Индюк в соломе»? – неуверенно предложила Ребекка, закусив губу, и Билли радостно закивал:

– Да-да! И «Дом в степи»!

Ребекка начала играть и сразу позабыла обо всем на свете. Шопен или народные песни одинаково трогали ее душу. Она посмотрела на восторженное лицо Билли, который громко подпевал ей. Когда обе песни кончились, он и Кетлин захлопали.