Он задергался, как червяк, закричал и обосрался. Но было уже поздно. Пуля всегда находит труса. Через 10 минут он был мертв.

* * *

Красные накапливали все больше и больше подкреплений, прибывавших из березовых рощ на северо-востоке мелкими группами по шесть-восемь человек, осторожно кравшихся вдоль реки. Я запретил ненужную стрельбу. Мы должны были экономить боеприпасы на случай атаки, которая могла начаться в любой момент. Внезапно в 11.00 я увидел в роще на юге нечто. Танк!

Мне хотелось думать, что это немецкий танк, вырвавшийся из Ныо. Позади первого показался второй танк. Затем еще один. Вскоре их набралось восемь штук. Русские? Немцы? Мы ничего не видели на таком расстоянии.

Мы затаили дыхание. Танки катили вниз по склону. Скоро мы узнаем, чьи они. Если советская пехота, сосредоточенная вдоль реки, откроет по ним огонь, значит, танки немецкие.

Танки подошли к первому дому, стоящему на берегу. Ни единого выстрела! Это были советские танки.

Ужасные секунды. У меня были только две жалкие пушечки. Я позволил танкам подойти ближе. Лишь когда они оказались совсем под носом на дороге, ярко освещенные солнцем, и первый танк красных уже подошел вплотную к мосту, я приказал своим двум пушкам расстрелять колонну.

Головной танк получил попадание в первую же минуту и остановился немедленно. Остальные бросились прочь напролом через маленькие фермы, когда рядом с ними разорвался десяток снарядов. Один из них неловко перевернулся и сунулся дулом пушки прямо в трясину. Я не прекращал стрелять по ним, пока не стало понятно, что растерявшийся противник думает лишь о том, как бы укрыться. Но даже тогда я позволил выпустить несколько снарядов по домам, чтобы показать, что у нас хватает боеприпасов.

В действительности у меня остались ровно 12 снарядов из 120 имевшихся ранее. Я изобразил расточителя. Если вскоре не подойдет серьезная помощь, мы все наверняка погибнем.

* * *

Разумеется, я получил подкрепления. В Дерпте новости о том, что случилось, произвели впечатление разорвавшейся бомбы. Штаб поспешно собрал всех, кто носил мундир, и отправил по дороге на Ригу. В результате ко мне прибыла потрясающая коллекция старых майоров, интендантов, дневальных, поваров, сырых новобранцев и связистов. Они нещадно потели, покряхтывая под грузом оружия, и смертельно устали, проделав 8 километров пешим строем. Вокруг металась толпа очкастых писарей и ординарцев. Но в конце концов все они были смелыми людьми, требовалось лишь указать им, что именно делать. Несмотря на это, я никак не мог представить себе специалиста по перекладыванию бумажек, который остановит шесть танков, все еще находившихся против нас.

Благодаря этим подкреплениям я сумел укрепить свои фланги. Я отправил их занять самые отдаленные позиции, чтобы не быть атакованным с тыла советской пехотой.

Я позвонил по телефону генералу Вагнеру:

«Танки и пикировщики, ради бога!»

«Мы делаем все возможное, чтобы помочь вам, но нам нужно время. Держитесь! Держитесь!» — прокричал он в ответ.

Разумеется, мы держались.

Однако вскоре мы израсходуем последние 12 снарядов, и что тогда?

Время перевалило за полдень. Я стоял на бруствере уже 5 часов, маршируя взад и вперед, стараясь поддержать немцев и эстонцев. Я разглядывал несколько маленьких ферм в долине. Если красные получат еще час, этого хватит, чтобы они поняли, насколько мы слабы.

Советский танк появился совсем рядом с первой фермой, неся на броне около 20 солдат. За ним следовали остальные 5 танков. У меня еще осталось время крикнуть по телефону генералу Вагнеру: «Это все! Идут русские танки!» Они действительно шли. На полном ходу проскочив через мост, они покатили вверх по склону. В 30 метрах от нас вражеские пехотинцы попрыгали на землю. Начинался последний штурм.

Нам ничего не оставалось, кроме как выпустить последние снаряды, а потом умереть. Как раз когда гремели последние выстрелы, в небе послышался грозный рев моторов! Появились немецкие «Штуки». Целых 40 пикировщиков! Все они с воем спикировали к земле. Все полетело в воздух. Нас раскидало в разные стороны, «Штуки» набросились на советские танки, словно демоны. Три советских танка вспыхнули. Остальные бросились наутек, взлетели по противоположному склону и исчезли под деревьями. Те наши пулеметчики, которые спаслись от урагана, прижали к земле советскую пехоту. Мы вопили как сумасшедшие. Мы выиграли этот раунд.

* * *

Затем прибыли немецкие танки — огромные «тигры». К вечеру здесь собрались буквально все. Немецкий полковник сменил меня. Я отправился на командный пункт генерала Вагнера. Мы едва спаслись. Генерал, командовавший всем этим участком, следил за боем затаив дыхание, ведь от его исхода зависела судьба Дерпта, реки Эмайыги, всей Эстонии.

В полночь пришла телеграмма из ставки фюрера с сообщением, что Гитлер наградил меня Дубовыми листьями.

Так закончилась невинная поездка по шоссе из Эстонии в Латвию 23 августа 1944 года.

А что случилось с нашими тремя противотанковыми орудиями и валлонским взводом, находившимся в Ныо? Мы решили, что эти парни и пушки погибли. Единственный уцелевший добрался до позиций у

Лемнасти, вырвавшись после ожесточенной рукопашной схватки.

Тем не менее наши люди не были раздавлены. Они имели хорошие пулеметы и три противотанковых орудия на прямой наводке. На рассвете 24 августа лейтенант Гиллис, который командовал ими, сообщил мне, что его солдаты и пушки прорвали кольцо окружения и сейчас стоят на реке Эмайыги западнее Дерпта.

Они были очень горды своим подвигом и ждали возможности совершить новый. Этот случай вскоре представился. В 16.00 десять тяжелых советских танков «ИС» двинулись на них. Такие танки были почти неуязвимы. Гиллис, старая лиса, долго воевавший на Востоке, позволил им подойти на расстояние 20 метров. Его пушки были хорошо замаскированы. Русские уже думали, что захватили проход на Эмайыги. А затем заговорили наши орудия.

Это была жестокая битва. Русские танки обстреливали наши позиции. Одно из противотанковых орудий было взорвано. Затем взорвалось второе, взлетев на воздух вместе с изуродованными телами артиллеристов. Лейтенант Гиллис получил сильнейшие ожоги. Однако он продолжал командовать. Собравшиеся у последнего орудия уцелевшие солдаты в бешенстве вели огонь, полные решимости как можно дороже продать свои жизни.

Танки не любят затяжных перестрелок с противотанковыми пушками. Два «ИСа» загорелись, что было серьезной потерей для противника. Остальные прервали бой и отошли на запад. У нас не осталось ни одного орудия. Большинство артиллеристов лежали на земле, убитые или раненные. Но честь была спасена. Советские танки не прошли.

Когда через несколько месяцев Гиллис вышел из госпиталя, его глаза прикрывали большие черные очки, а на шее висел Рыцарский крест, которым Гитлер наградил его за этот бой.