Фьяметта также наслаждалась этой выходкой: пусть римляне узнают, что именно она – последняя любовница Чезаре Борджа! Это сослужит неплохую службу ее репутации: чем дольше она будет оставаться у него в фаворе, тем лучше – это несказанно возвышает ее среди соратниц по ремеслу.

Так они и ехали к Колизею: вид его неизменно приводил Лукрецию в восторг – и в трепет, потому что она всегда вспоминала о первых христианах, пострадавших на его арене за свою веру.

– Ох! – воскликнула она. – Как здесь красиво и как… страшно. Говорят, что некоторые специально приходят сюда по ночам, чтобы послушать отголоски стонов тех, кого принесли в жертву, и рев разъяренных львов.

– Это всего лишь сказки, – рассмеялась Фьяметта. Лукреция вопросительно глянула на Чезаре.

– Фьяметта права, – сказал он. – То, что люди слышат, – просто шаги тех, кто ворует из руин камни и мрамор для строительства своих домов, а разговоры о привидениях распускают сами воры, чтобы их никто не тревожил.

– Наверное, так оно и есть! Теперь я совсем не боюсь этого места.

– Но все же заклинаю тебя, сестра: не ходи сюда по ночам. Это место не для таких, как ты.

– А вы ходили сюда ночью? – невинно осведомилась Лукреция у Фьяметты. Чезаре ответил вместо нее:

– По ночам в Колизее собираются грабители и проститутки.

Фьяметта слегка покраснела, но поостереглась возражать Чезаре – она уже хорошо знала его нрав.

Лукреция, заметив замешательство девушки и поняв его причины – потому что она прекрасно сознавала, чем Фьяметта зарабатывает себе на жизнь, – быстро произнесла:

– Папа Павел построил свой дворец из травертинского мрамора, который взяли отсюда. Разве не замечательно, что четырнадцать веков спустя этот мрамор и эти камни все еще служат для строительства домов, хотя тех, кто воздвиг Колизей и кто погибал здесь, давно уже нет на свете?

– Ну разве она не очаровательна, эта моя маленькая сестренка?! – воскликнул Чезаре и наклонился ее поцеловать.

Некоторое время они скакали среди руин, а затем повернули коней к дворцу Санта Мария дель Портико.

Чезаре сказал Фьяметте, что попозже еще к ней заедет, и отправился к сестре.

– Ах, – сказал он, когда они остались одни (прислужницы Лукреции всегда разбегались, когда к ней приходил Чезаре). – Ты немного шокирована, признайся.

– Люди глазели на нас, Чезаре.

– Разве тебе не понравилась бедняжка Фьяметта?

– Понравилась. Она очень красивая… Но она – куртизанка, правда? И вряд ли ей стоило в открытую появляться с нами на улицах.

– Почему же?

– Видимо, потому, что ты – архиепископ.

Чезаре хорошо знакомым Лукреции жестом упер руки в боки.

– Именно потому, что я архиепископ, я и проскакал по улицам с этой рыжей девкой.

– Но наш отец говорит…

– Я знаю, что говорит отец. Заводи сколько хочешь любовниц – десять, двадцать, сотню. Забавляйся с ними, как тебе будет угодно, – но тайком. А на публике делай вид, что ты – преданный сын церкви. Ради всех святых, Лукреция, я же поклялся, что избавлюсь от церкви и стану вести себя именно так, чтобы заставить отца освободить меня от этого обета.

– Ох, Чезаре, но тогда он будет так несчастлив!

– А что ты скажешь о несчастьях, которые он причиняет мне?

– Но он же все делает ради твоего процветания!

– Теперь, сестра, я слышу, что его слова значат для тебя куда больше, чем мои.

– Нет, Чезаре, нет! Знай, что, если бы от меня зависела твоя свобода, я бы сделала все, чтобы избавить тебя от служения церкви!

– И при этом ты жалеешь отца. «Он будет так несчастлив!» И ни слова о моих страданиях!

– Я знаю, как ты страдаешь, дорогой мой брат, и постараюсь сделать все, чтобы положить конец твоим страданиям.

– Правда? Ты действительно так сделаешь?

– Все… Все, что угодно, лишь бы ты был счастлив. Он обнял ее за плечи и улыбнулся.

– Что ж, когда-нибудь я напомню тебе о твоем обещании.

– Конечно, Чезаре. Я всегда буду рада тебе помочь. Он поцеловал ее.

– Ты меня утешила. Тебе всегда это удается. Дорогая моя сестра, я люблю тебя больше всех на свете.

– И я тоже люблю тебя, Чезаре. Разве этого не достаточно, чтобы мы были счастливы? Правда, хотя у нас есть и другие дела и задачи…

– Нет! – крикнул он, и глаза его загорелись недобрым огнем. – Я знаю свое предначертание! Я должен стать царем… завоевателем! Ты в этом сомневаешься?

– Нет, Чезаре, нет. Я всегда считала тебя царем и завоевателем.

– Дорогая Лукреция, когда мы с тобой и с Фьяметтой прогуливались, ты посмотрела на развалины и сказала, что они напоминают тебе о былом их величии. Но в нашей истории был лишь один по-настоящему великий человек, завоеватель, и он жил задолго до того, как был построен Колизей. Это был великий сын Рима. Ты знаешь, о ком я говорю?

– О Юлии Цезаре?

– Великий римлянин, великий воин. Я так и вижу, как он пересекает Рубикон, как вся Италия простирается у его ног. Это было за сорок девять лет до рождения Иисуса Христа, и никогда потом не появлялся на свете человек, подобный Юлию Цезарю. Ты знаешь, какой был у него девиз? «Aut Caesar, aut nullus»! Лукреция, отныне это и мой девиз! – глаза его сверкали: он настолько верил в собственное величие, что заразил этой верой и Лукрецию. – При рождении меня нарекли Чезаре, и это не простая случайность! Был один великий Цезарь, теперь появится второй.

– Ты прав! – воскликнула она. – Я в этом уверена. Пройдут года, и люди будут вспоминать тебя так же, как вспоминают они великого Юлия. Ты станешь великим полководцем…

Лицо его вновь сделалось угрюмым.

– А отец хочет, чтобы я принадлежал церкви!

– Но ты станешь Папой, Чезаре. Когда-нибудь ты станешь Папой!

Он топнул ногой.

– Власть Папы – тайная, а король правит в ярком свете дня. Я не хочу становиться Папой, я хочу стать королем. Я хочу объединить всю Италию под моими знаменами и править… единолично. Это задача для короля, а не для Папы.

– Отец может отпустить тебя!

– Он не станет этого делать. Он отказывается. Я его просил, я его умолял. Но нет: я принадлежу церкви – и точка. Один из нас должен принадлежать церкви! У Джованни в Барселоне есть его длинномордая кобыла. У Гоффредо – своя шлюха в Неаполе… А я… Моя жена – святая церковь! Лукреция, слыхала ли ты когда-нибудь подобную глупость? Да когда я об этом думаю, мне хочется всех поубивать!

– Убить? Даже его?

Чезаре мрачно взглянул ей в глаза.