– Что?! – спросил Виктор.

– Да нет, ничего! Дальше больше не вижу, – сказала Люба.

Они вернулись.

– Ну, чего вы там застряли? – спросила Лида. Садитесь, а то нам скучно.

– Как всегда один мужчина на трех женщин, – сказала с усмешкой Люба. Куда ни пойди, в театр – одни женщины, в дом отдыха – одни женщины, в тур поездку – одни женщины. Где же мужчины? А если и есть, так все заняты. Что нам бедным делать? – засмеялась она. Ладно, Николая мы помянули, он на нас посмотрел, и что было, уже не исправить. И к тому же ничего не умирает, потому что ничто никуда не исчезает. Так что не нужно зацикливаться на смерти. Нужно хранить память, но не изводить себя.

Они собрали все зеркала, которые были в доме и связав их в одно, обмотали тканью.

Зачем? – спросил Виктор, удивившись.

– Чтобы больше не держать здесь Николая. Это вредно и для него и для Вали. Он ушел, и нужно ему дать свободу и не притягивать своими мыслями снова к себе.

Виктор слышал что-то подобное, но ни в его семье, ни у кого из друзей он не видел таких вариантов в действии.

– Это все школа Любы, – подумал он.

– Если бы попасть в прошлое. Если бы все это знать, заранее, и помочь Николаю. Ведь ничего этого могло бы не быть, если бы он не поехал в пансионат. Дома я бы ему успела таблетку дать, – проговорила Валя…

– Это так. кажется, а на самом деле судьбу не переиграешь. Спасешь сегодня, все равно все произойдет завтра, только напряжение негатива возрастет, и будет еще хуже, – ответила Люба.

Правда если этот негатив ляжет на нескольких человек, вместо одного, то может и остаться в живых человек, но другие его негатив с собой разделят

– Как это, – не понял Виктор.

– Ну, например, я говорю совершенно, относительно, просто чтобы вы поняли. Допустим, человек должен умереть оттого, что съест сковородочку ядовитых грибков. Результат – умрет!

Если эту сковородочку он съест на троих, пятерых, то и яду ему достанется меньше. Получится, что все съедят понемножку его часть яда. И их организм примет на себя часть вреда, которая для каждого будет мучительной, но не смертельной, как если бы все досталось одному. Вот так и в жизни. Но ведь мы не знаем от чего и когда. Поэтому и не можем съесть его долю несчастья. А так многие бы так делали. И все равно нарушили баланс космоса.

Так что не будем нарушать, а то не дай Бог еще хуже будет. Все равно никто и ничто не умирает. Наш мир иллюзия, а другой мир вечен.

Вечер подошел к концу, и женщины, прощаясь, уходили. Валечка стояла в дверях и провожала с Виктором девчонок на лифт.

* * *

Когда комната была приведена в порядок и посуда вымыта, Виктор, придумывая, как бы ему не уходить от Вали, сказал: «Валюш, может, чайку вскипятишь. Что-то в горле пересохло».

– Да я бы тоже чайку попила, – сказала Валя. Она пошла на кухню, а Виктор, на секунду оставшись в комнате, и судорожно толкая себя на смелый шаг, вдруг встал со стула и подошел к Вале, которая уже повернулась от стола и держала в руках чашки с блюдцами.

– Виктор обнял Валечку, и так они простояли около минуты. Он прижал ее к себе, Валя, не сказала обидных слов, не вырвалась из его рук, хотя чашки мешали стоять так рядом. Они впивались своими краешками блюдечек, но поцелуй впрыснул наркоз и после этого поцелуя, Валечка, улыбнувшись и опустив глаза вниз, сказала, – я держу чашки, они сейчас упадут. Пойдем в комнату.

Виктор ликовал. Ни слова, ни намека, что Валечка его не хочет. Они, кажется, примирились. Да мало ли чего ни скажешь, он и сам часто сгоряча ляпал, а потом каялся… Он понимал Валечку, и в сердце его разлилось тепло от приближения осуществления желаемого, оттого, что обида ушла и даже была забыта, оттого, что Валечка была с ним, рядом, и ее близость давала физическое ощущение спокойствия, радости и счастья.

– Валечка, я тебя люблю, – сказал он, снова подойдя к ней. Не отталкивай меня. Ведь я не виноват, что Коляна нет. Если бы я мог, я вернул его тебе, даже ценой своего счастья. Лишь бы ты улыбалась и радовалась. Но этого сделать нельзя. Так давай будем жить вместе. Я буду хороший, – заглянул он ей в глаза.

– Будешь? – спросила Валя. Тогда подожди, дай мне опомниться. Ведь все равно ты скоро уедешь, так что давай оставим все до твоего приезда.

* * *

– Танечка бы меня так не бросила, – подумал с досадой Виктор, ложась спать, и утвердился, что в жизни ни от чего нельзя отказываться, как он и поступил, увидев Танечку. Постился бы и еще год, если бы соблюдал верность Вале!

Виктор задумался на минуту, представляя жизнь с Татьяной Сергеевной и жизнь с Валечкой. Да Татьяна хороша, но выдержать ее каждый день не возможно. На отдыхе иногда, между сменами, но не на всю жизнь. Она, слава Богу, замужем, да и поклонников у нее достаточно. И, в конце концов, я ей ничего не обещал, просто были с ней вместе несколько раз…

– Да еще она тебе книгу пристроить хочет! – съязвил внутренний голос. А за это!

На следующее утро он уже снова летел в Африку

Конец первой книги.

Продолжение следует

И снова самолет преодолел пространство. И словно, по мановению волшебной палочки, из осенней Москвы, Виктор снова очутился в пышущем жаром аэропорте Сенегала. Виктор был рад, снова очутиться в этой стране, на другой стороне, даже не Европы, а Африки. Где, совсем недалеко, набегают волны океана, где в саваннах бродят слоны и по ночам охотятся гиены, и где все другое, вплоть до запахов, красок, и каких-то особых, невидимых волн, излучаемых, всеми без исключения предметами и живыми существами. Это и была аура Сенегала, присущая только ему. Это было то, что нельзя увидеть, а можно только почувствовать, другим неизученным человеком органом. И Виктор очень ясно ощущал ее сейчас. Это было возвращение! Он не приезжал в новое место, а возвращался к той точке земного пространства, где за год оставил и кусочек себя! И это возвращение приятно щекотало его чувства.

* * *

После усталости от жары и дороги, Виктор с облегчением зашел в свой, пахнущий свежестью номер, открыл балкон и остановился там, любуясь видом из окна. Внизу пестрели наряды горожан, щебетали их голоса, трещали машины, и раздавалась музыка из ближайшего кафе. Он вдохнул воздух, и подумал, – а все же здесь распрекрасно! И за такие приятные ощущения, можно и пожариться под солнцем и помучиться от жажды и местных мух. Сейчас ему было хорошо. Он словно закачал в себя программу второй своей жизни, и, войдя в отель, уже полностью переключился на нее.

Поставив чемоданы не тронутыми, Виктор сбросил с себя одежду и погрузился в прохладную ванну, блаженно растянувшись в ней и, закрыв от удовольствия, глаза. После ванны, горячий воздух улицы, показался ему прохладнее, и, надев шорты, он сел на кресло рядом с балконом и с удовольствием подставил свое тело солнечным лучам и летнему ветерку.