Даже в голову вдруг ударила совсем нежданная для меня мысль. А вдруг Стаффорд сейчас скажет, что решил меня отпустить? С него-то станется, если вспомнить, с какой ошеломительной скоростью он мог изменить своё решение на диаметрально противоположное.

Но тут, как говорится, сколько не гадай, всё равно не просчитаешь всё до конца, пока не столкнёшься с данным фактом нос к носу. Что, в сущности, в скорее и произошло, когда меня довели до нужных дверей и впустили внутрь ещё одной немаленькой комнатки. Правда на этот раз выполненной в тёмных тонах с преобладанием натурального дерева на стенах и кессонных потолках и дорогой кожи у мягкой мебели.

— Мистер Стаффорд?.. — я выпалила его имя, практически не соображая, что делаю. Скорее, на чистом импульсе, едва увидела его у одного из окон кабинета за большим массивным столом и тёмно-коричневым (почти чёрным) креслом с высокой спинкой.

Правда, мужчина обернулся не сразу. Как всегда безупречный во всём. Со статной осанкой, в деловом клетчатом костюме темнохвойного цвета и тёмно-изумрудной водолазке с высокой горловиной вместо классической сорочки. Когда он повернулся ко мне, будто нехотя, лицом, я заметила в той руке, которую он не держал в кармане брюк, прозрачный тумблер, наполненный на треть янтарной жидкостью какого-то алкогольного напитка.

И снова у меня перехватило дыхание, когда я прошлась взволнованным взглядом по его шикарной фигуре, убеждаясь в его реальном существовании, как и в реальности происходящего со мной, на все сто. Я действительно не спала и действительно находилась во владениях Рейнальда Стаффорда в качестве его новой постельной игрушки. И когда он тоже меня увидел, и тоже прошёлся по моей оцепеневшей фигурке слегка удивлённым взглядом, моё сердце уже окончательно взбесилось, заставляя вздрагивать под его мощными ударами едва не всем телом.

— Ты что, весь день ходила здесь в… этом?

Я не сразу поняла заданного мне вопроса, проследив за взглядом мужчины и догадавшись, что именно он имел в виду, когда наткнулась собственным взором на надетый на мне домашний халат. И тут же, как по щелчку пальцев, заливаясь обжигающей краской необъяснимого стыда.

— В-вообще-то… да! Все мои личные вещи остались… в Юкайе. А других мне и не давали.

— Придётся ещё и с этим что-то делать… — Стаффорд неспешно глотнул из стакана то ли виски, то ли коньяка, после чего с такой же показательной ленцой приблизился к столу, чтобы отставить на массивную столешницу пока ненужный ему тумблер с выпивкой.

Правда, мне было уже не до наблюдения за его аристократическими движениями грациозного и самого опасного в мире хищника (или даже самого Дьявола во плоти). Меня снова прошибло лихорадящим волнением, бьющим по ногам и рукам пугающей слабостью, как только я вспомнила то, что собиралась ему сказать при нашей следующей встрече. Но всё же открыла рот и выпалила это, практически не задумываясь над самими словами и даже делая ещё один решительный шаг в сторону стола, до этого остановившись где-то по центру кабинета, в семи ярдах от самого Стаффорда.

— Я хочу, чтобы вы меня отпустили! Даже требую этого! Поскольку… у вас нет никаких прав удерживать меня здесь, и… Все условия аукционного договора были уже вчера выполнены нами обоими. Поэтому я не вижу никаких причин оставаться здесь впредь.

Наверное, какой-то иной реакции от Стаффорда не стоило ожидать с самого начала. Хотя, она и оказалась для меня весьма неприятной и болезненной. Особенно его ироничная усмешка с приподнятыми в ленивой мимике бровями и совершенно апатичный к моему заявлению взгляд, от которого у меня тут же скрутило желудок, а сердце едва не зашлось в ненормальной аритмии.

— И как долго ты вынашивала данное требование? Почему сразу не предъявила его кому-нибудь из прислуги? Того глядишь и не пришлось бы столько ждать.

— Вы надо мной издеваетесь, да?

Я беспомощно сжала дрожащие пальцы в кулачки, но больше не рискнула приблизиться к мужчине, остановившись в этот раз уже где-то в трёх от него ярдах. Зато Стаффорд, как ни в чём ни бывало, сунул руки в карманы брюк и тоже сделал небольшой шаг в мою сторону, делая вид, будто изучает моё побелевшее от сильного волнения лицо поверхностным и ничего не выражающим взглядом. Словно перед ним не живой человек, готовый в любую ближайшую секунду грохнуться в обморок, а какая-нибудь невзрачная, но уж больно назойливая беспородная зверушка.

— С чего такие выводы? Это ты мне начала вдруг предъявлять после того, как мы оговорили данную тему ещё вчера. Так что этот вопрос должен задавать тебе я, а не ты, девочка.

— С какой стати? — даже не представляю, откуда я вообще брала силы со смелостью говорить всё это едва не в лицо Рейнальда, который, по виду, явно не воспринимал меня всерьёз, как бы я не пыталась хорохориться и пыжиться. — У вас был шанс купить именно меня и едва не мою жизнь буквально, когда я предлагала вам всё это у вас дома в Юкайе. Но вы предпочли купить лишь мою девственность. Уж извините меня за мою прямолинейность, но это совершенно разные вещи. Сколько бы вы не заплатили за то, чтобы меня трахнуть, данная плата распространяется только на одно конкретное от вас действие и ничего более или сверх того! Поэтому вы не имеете никакого права меня здесь удерживать, как и требовать от меня дополнительных действий и услуг. Уж извините, мистер Стаффорд, но что бы вы там ни думали обо мне, только я не проститутка!

— Да ты что? — но, как видно, о чём бы я сейчас не говорила, всё мои потуги и слова не были способны возыметь над мужчиной ни должного эффекта, ни достичь желаемого для меня результата. — А по виду и не скажешь.

Боже правый… Никогда в жизни я ещё не испытывала столь убийственной боли от брошенного мне Стаффордом в лицо последнего оскорбления. Словно влепил со всей дури пощёчину, а я не успела этого осознать, как и понять до конца её истинного смысла.

— Не вам… меня судить и уж… тем более оскорблять! — слёзы набежали мгновенно, да и голос предательски дрогнул, как раз в момент удушливого спазма, охватившего горло болезненной петлёй.

— Прости, милая, а это уже мне решать, как мне к тебе относиться и какими эпитетами называть. Или ты действительно свято уверовала в то, что можешь отсюда уйти, громко хлопнув дверью, без каких-либо последствий для себя и своей смертельно больной матери? Это ты мне, будь добра, ответь, с чего ты вообще это взяла, и на каких основаниях начала тут от меня что-то требовать? А то я как-то не совсем догоняю. Пытаюсь, но, увы, никак не выходит.

— С… с того, что я живу в свободной стране! И никто не вправе указывать мне, что делать, а что нет! — кажется, я уже не соображала, что лепетала, и что именно меня заставляло продолжать гнуть свою линию.

Хотя страх, подобно прожорливым метастазам, расползся не только по моим внутренностям, но и уже ощущался буквально под кожей везде, намереваясь добраться и до моего пока ещё устойчивого рассудка.

Конечно, я прекрасно понимала, на что был способен Стаффорд и, конечно, я думала об этом перед тем, как выдвинуть ему свои претензии. Только я не ожидала услышать всё это из его уст, ещё и в таком пренебрежительном тоне от не в меру искушённого циника.