– На, глотни.

Солнце садилось за перевалом. Оставив Фэрриса с его кофе, я пошел искать Реслера.

Я остановился позади своего вертолета, где Лиз был занят ужином. Наш контейнер с сухпайками был практически пуст, за исключением нескольких одиноких банок с омлетом, упаковок со столовыми приборами, двух или трех мини-пачек сигарет и около пятнадцати консервных ножей Р-38. Ни одного полноценного ужина. Лиз сидел на корточках рядом с «Хьюи», обсуждая Вторую мировую со своим товарищем, бывшим пилотом люфтваффе, Готлером. Я сказал ему, что подойду позже, и ушел.

У Гэри был гораздо более широкий выбор еды – половина контейнера с нераспечатанными пайками, поэтому я отужинал с ним.

– Так, посмотрим. У нас есть говядина с лапшой, говяжье рагу, спагетти с фрикадельками, куриное мясо или омлет, – перечислил Гэри, стоя в грузовом отсеке и копаясь в коробке.

– Куриное мясо, – выбрал я.

– Понял.

Мы ели и наблюдали, как последние лучи света скрываются за перевалом. Комары начали просыпаться, поэтому мы с Гэри опустили рукава. В долине было жарко и душно, собирался дождь.

Мы говорили о войне. Я рассказал о том, как Лиз вывез нас из зоны высадки с двенадцатью ворчунами на борту. Он рассказал мне, как получил очередь по фонарю кабины.

– Лечу я такой, и тут вдруг в плексигласе напротив моего лица вырастает дыра, за долю секунды, – он показал на свою ладонь, держа ее перед собой на манер лобового стекла. – Ни звука, просто из ниоткуда. Я уже было подумал, что это последняя вещь, которую я вижу в своей жизни. Я ощущал себя полным кретином, но попросил Нэйта посмотреть, нет ли у меня крови на лице или голове. Когда он сказал нет, я понял, что меня не убили. И теперь я точно знаю: если попадут в голову, я даже не замечу. Все очень быстро.

Лицо Нэйта выплыло из темноты – он зажег свою трубку. Нэйт уже давно подошел к нам. Он присел на корточки и громко запыхтел. Трубка приятно пахла. Я в очередной раз мысленно отметил, что пора бросать сигареты и переходить на трубку. Сам того не замечая, я выкуривал по три-четыре пачки в день.

Чаша трубки шипела. Треугольное лицо Нэйта с острыми чертами и маленьким серьезным ртом подсвечивалось, когда он затягивался. Когда трубка гасла, лицо исчезало, и в лунном свете, пробивавшемся сквозь облака, виднелись лишь очертания головного убора и плеч.

Он продолжал молча пыхтеть. Его присутствие успокаивало меня и Гэри, обширный опыт в качестве пилота вертолета заставлял нас трепетать. Он воевал в составе старой 11-й воздушно-десантной дивизии и успел пережить падение вертолета.

– Гэри рассказал тебе про очередь, которую мы сегодня схватили? – наконец произнес он.

– Да, вам повезло, – сказал я.

– Это точно. Говорят, дальше будет только хуже.

Снова «говорят».

– Откуда такие сведения? – поинтересовался я.

– Вендалл вычитал в книге «Улица без радости».

Опять долбаный Вендалл.

– Парень, который написал ее, знает, как вьетконговцы действовали против французов. Он говорит, что Кавалерия получит свое, когда мы продвинемся дальше на север.

Он снова затянулся, но огонек исчез под верхней корочкой табака, и в темноте послышалось только шипение.

– И как же мы получим свое? – спросил Гэри.

Я слышал, как он сминает мусор, оставшийся после ужина. Он разломал всю пластиковую посуду.

– Он говорит, что, когда мы заберемся глубже на север, в зонах высадки будет хватать места на один или два вертолета за раз. Конги выкопают там яму и замаскируют ее кустами. Во время нашей огневой подготовки там спрячется пара человек. Они переждут обстрел и словят нас на подлете, стреляя из пулеметов прямо по кабинам, – тихо объяснил Нэйт.

Казалось, будто он прошел какую-то специальную подготовку, которая позволяла ему мириться с существованием подобных вещей даже без намека на страх. У него даже была книга, поддерживающая все его теории. Он не предложил способов обхода этой ловушки, поэтому я решил высказать свою версию:

– И как нам быть в таком случае? Как обойти ловушку?

– Никак. Разве что глядеть в оба и искать подозрительные кусты в зоне высадки, – ответил он, словно речь шла об очередном ключевом маневре, который нам, сопливым новичкам, предстояло освоить, в то время как опытные бойцы только и делали, что выглядывали подозрительные кусты на подлете.

Я подумал о зонах высадки, пытаясь вспомнить какие-нибудь кусты. Мне вспомнились растерянность, запах пороха, вопли ворчунов, безумие в канале связи. Но кусты? Кусты волновали меня меньше всего. Как вообще можно держать все это в голове? Какой неусвоенный урок окажется для меня смертельным?

– Да уж, за всем не уследишь, – произнес я в надежде, что мои собеседники посоветуют мне расслабиться насчет кустов ввиду готового решения.

– Ага, – согласился Реслер. – Помнишь ту гигантскую растяжку, Боб?

– Да, – я закурил третью пачку. – Расскажи Нэйту.

– Боб летел в другой машине, но мы оба видели ее. Уже собирались приземляться, как пилот боевой вертушки сказал, что видит нечто подозрительное.

– Это было в прошлом месяце? – перебил Нэйт.

– Ага. Когда ты рассказал про кусты, я вспомнил, что в упор не видел, куда указывал тот пилот. Я все понял, только когда он спросил нас, видим ли мы проволоку или тетиву, натянутую поперек зоны высадки. И тут уж я ее увидел.

Луна изредка показывалась между облаками, освещая ухмыляющееся лицо Гэри.

– Парень сказал: «Смотри», и нырнул к поляне, пока мы кружили вокруг. Он пальнул ракетой в самый центр, и взрыв порвал тетиву. Внезапно над поляной просвистела большая палка или жердь, как огромная стрела. Вшшш! Я обалдел!

Мы с Гэри рассмеялись, но Нэйт лишь пыхнул трубкой.

Он неожиданно поднялся, выбил ладонью трубку и запихнул ее в нагрудный карман, оставив чашу торчать снаружи.

– Что ж, парни, вам надо развивать такие же наблюдательные способности, как у этого пилота боевой вертушки, если вы хотите выжить на войне.

С этим бесценным дружеским советом, который вызывал вопросы, он развернулся и ушел.

– Спокойной ночи.

Он растворился в ночи, чтобы наведаться к другим.

Я был занят сбором мусора, оставшегося после ужина, когда Гэри произнес:

– Слушай, не могу понять, чем меня напрягает этот парень. Может, дело в трубке? Мой отец не доверял людям, которые курили трубку.

Дождь шел всю ночь. Мы забились в «Хьюи» вчетвером, пытаясь заснуть. Двери грузового отсека были открыты для вентиляции. Я лежал на животе лицом к открытой двери, используя скатанную полевую рубашку в качестве подушки. Лиз лежал на спине у другой двери, натянув полевую куртку на лицо. Ричер ворочался на натяжной нейлоновой скамье у наших ног. Пулеметчик наполовину сидел, наполовину лежал, прислонившись к стенке кармана за своим пулеметом. Он сильно склонил голову вперед, упираясь подбородком в грудь. Можно было подумать, что Ричеру досталась лучшая постель. Как бы не так. Скамья была предназначена для четырех отдельных комплектов ягодиц, а не одного растянувшегося тела. Алюминиевые перегородки, которые обычно разделяли сидящих людей, упирались в кости любого бедняги, которому приходилось там спать. Но альтернативы не было. Дождь загнал нас внутрь, потому что у нас не было палаток.