Через некоторое время Веру пропустили внутрь. Она прошладлинное помещение со столами, потом небольшой полутемный бар, потом вошла вмаленькую комнатку, которая надо полагать служила Жирному кабинетом.

За столом сидел человек лет тридцати, ужасно худой, отсюда икличка. Длинные жидкие волосы были заложены за уши, глаза глядели пусто ихолодно.

Вера села и достала из сумочки деньги.

— Просьба у меня к вам, — начала она, — чтобыЮрка не узнал, что я деньги отдала. Ну, хотя бы дня два. Вы своих пошлитепозвонить там или как вы его пугаете… Бить только не надо.

— Думаете, снова играть не пойдет? — усмехнулсяЖирный одними губами. — Ну да ладно, матери пойду навстречу.

Освободившись от денег, Вера приободрилась и пошла домой.Там все было по-прежнему. Юрка валялся на диване в своей комнате и слушалмузыку. Щека у него распухла, так что нос казался свернутым на сторону. Увидевзаглянувшую мать, он демонстративно застонал. Вера закрыла дверь и прошла накухню.

На столе валялись хлебные корки и огрызки яблок. Раковинабыла завалена грязной посудой. В тарелках засыхали недоеденная картошка, жирныепотеки и томатный соус. Мухи облепили пустую банку сгущенки, еще одна, огромнаяи зеленая, кружилась по кухне, отвратительно жужжа.

— Нинка, зараза! — крикнула Вера. — Опятьпосуду не помыла!

— Тебе надо, ты и мой! — тотчас послышался ответиз комнаты. — У меня маникюр!

Вера открыла холодильник. Он был пуст, очевидно неприятностине испортили ее детям аппетита.

— Опять жрать в доме нечего! — дочка стояла вдверях при полном параде — раскрашенная, как индеец, в узеньких цветастыхбрючках и новой блузке. — Одну картошку трескаем! Хоть бы чеговкусненького купила!

Вера окинула глазом неприглядную кухню, закопченный потолок,загаженную жиром плиту, подошла ближе и схватила Нинку за волосы. Проволокла покухне и стала тыкать носом в раковину. Посыпались грязные тарелки, Нинкавизжала и пыталась вырваться, но у Веры были крепкие руки — еще бы, медсестра.Через некоторое время Нинка с трудом освободилась. Вера с удовлетворениемоглядела испорченный макияж дочери, растрепанные жирные волосы и томатныеразводы на блузке. Даже если такой воспитательный метод не принесет никакойпользы, она, по крайней мере, отвела душу.

— Ты что — сдурела? — Нинка тяжело дышала.

— Метод Макаренко, — усмехнулась Вера. —Слыхала про такого?

И тут зазвонил телефон.

— Юра, это тебя! — мать постучала в дверь.

— Меня дома нету! — шептал Юрка страшным шепотом,но Вера уже протягивала ему трубку.

Он выслушал все, что ему сказали и откинулся на подушку,бледный до синевы.

— Они сказали — если завтра деньги не принесу — увезутменя куда-то и будут тебе по кусочкам присылать. Сначала — пальцы, потом — уши…

— Вряд ли им твои пальцы заменят пять тысячдолларов, — равнодушно заметила Вера.

— Что же делать? — он рвал на себе волосы. —Где взять денег?

— Негде, — согласилась Вера, — а ты когдаиграл, о чем думал?

— Я больше не буду… — заныл Юрка.

— Конечно не будешь, — сказала Вера, — завтраони тебя схватят и убьют. Какая уж тут игра.

— Мам, они же и правда его убьют, — испуганновякнула Нинка, выглядывая из ванной.

— Дай-ка мне трубку, — Вера закрылась в туалете инабрала номер своей подруги Анфисы.

— Слушай, тот мужик, Василий, что ли, он еще не уехал?Ну, помнишь, он мать еще свою из деревни в больницу привез, а мы у нее поочереди дежурили…

— А тебе зачем? — поинтересовалась Анфиса.

— Нужно. И не тяни, время дорого.

Выяснилось, что Василий с матерью как раз се??одня вечеромнамылились уезжать. Ночью, мол, пробок меньше, и гаишники не так свирепствуют.Опять же, не жарко. Вера дозвонилась до Василия и быстро с ним договорилась.

Через некоторое время в их квартире появился огромный мужикс лопатообразными руками и в сапогах, размера не меньше сорок пятого.

— Ну, хлопче, — прогудел он Юрке, —собирайся, поедем в деревню. У меня хозяйство фермерское большое. Руки всегданужны. Ты, я вижу, не слабосильный, вон какую морду наел, с физической работойсправишься.

Вера молча собирала чемодан, Нинка застыла в прихожей свытаращенными глазами.

— Мам, ты что это придумала? — вскричал Юрка.

— Езжай, там в глуши никто тебя не найдет. Не вздумайсбежать, сразу Жирному все станет известно! Доложат!

— Делать-то ты, я так понимаю, ничего не умеешь, —гудел Василий, — так первое время, конечно, навоз грести поставлю. Там умамного не надо! Потом, конечно, как себя покажешь, можно и на тракторпересадить.

— И долго мне там? — с тоской спросил Юрка.

— Пока пять тысяч баксов не заработаешь, —усмехнулась Вера.

— Ну, платить-то, конечно, много не смогу, —ввернул Василий, — но кормежка зато отличная, все свое, натуральное,никакой химии! А если надумаешь спереть чего или филонить станешь, то у меняразговор короткий: головой в кучу навоза — и стоишь, ногами болтаешь! Так чтозаранее предупреждаю и не советую!

На том и простились.

В этот раз пробуждение было тяжелым. Не открывая глаз, Лолаприслушивалась к себе и звукам в комнате. В комнате было тихо. Не скрипелиничьи шаги, не пели птицы за окном, не слышалось ни гудков машин, ни людскихголосов. Самой же Лоле было плохо. Болела голова, и глаза не хотелиоткрываться, тело ломило, шея затекла от неудобного положения. Лола застонала исела, опершись на подушку. Потом с трудом разлепила глаза.

В комнате было еще и темно. Лола посидела немного, привыкая,и наконец стала различать в темноте очертания мебели. Судя по всему, онанаходилась все в той же совершенно чужой комнате, все на той же осточертевшейкровати. В голове у нее всплыло прошлое пробуждение, явление свекрови в шляпке,беседа со странным доктором с зовущими глазами.

«Этот паразит меня загипнотизировал! — сообразилаЛола. — Ну надо же!»

Однако, подумав, она вспомнила, что после беседы приходилаеще горничная, принесла завтрак. И Лола съела кашу. Вот отчего ей показалось,что у каши непонятный привкус! Они добавили туда снотворное. Или наркотик.

Лола отчетливо почувствовала, как со дна души поднимаетсямутная волна сильнейшей злобы. За что они с ней так поступают? Что она имсделала?

«Наверное, это конец, — обреченно подумала она, —эта „свекровь“ задалась целью меня извести. Она меня ненавидит, это даже докторпризнает. Они будут кормить меня наркотиками, а потом отравят насмерть. Иливыбросят из окна…»