– Благодарю вас, сэр, я буду рад сыграть с вами, – сказал он очень вежливо, но без особого восторга. Ему не нравилось быть на особом положении, он чувствовал неловкость перед остальными заключенными, но не мог и не хотел отказываться от шахматных вечеров с генералом только потому, что кому-то это не нравилось.

– Не забывай, кто он и на чьей стороне! Он же друг этого немца Джорджа, который называет себя нашим королем, вот он кто, Грегор. Плюнь ему в лицо, парень!

– Это точно, он прихвостень немца Джорджа.

– А может, он любит мальчиков, гм? Он, наверное, так и норовит тебя чмокнуть, а, парнишка?

Они все отпускали грязные шуточки, но хуже всех был Макилври. Он был ожесточенным и злым, к тому же явно не в своем уме из-за трагедии с его женой и сыном, с которыми жестоко расправились, после того как разбитой армии якобитов пришлось отступить на север.

Эти разговоры доводили Грегора до бешенства, но он не позволял втянуть себя в драку, всем своим видом показывая, что глупые споры и грязные шутки не трогают его. И через некоторое время его оставили в покое. Правда, иногда он недовольно ворчал, как будто ему вовсе не хотелось играть в шахматы с этим стариком, но то была лишь уловка. На самом деле несколько часов, проведенных вдали от злобной толпы, за пределами тесной вонючей клетки, казались ему раем – в уютной, теплой комнате, в которой жил генерал, он чувствовал себя почти таким же счастливым, как во время своих мысленных полетов в Глен-Дуи.

Иногда генерал предлагал Грегору бокал рейнвейна, когда ему хотелось поговорить о политике в Шотландии. Время от времени он предпринимал попытки склонить юношу на свою сторону, даже не догадываясь о том, что у Грегора есть свое мнение, которое сложилось еще до мятежа. И оно не имело ничего общего с борьбой за интересы Стюартов. Но из уважения к отцу, который отдал жизнь за идеалы якобитов, и чтобы не раздражать сокамерников, он никогда не высказывал его.

– Отлично, мой друг, я рад. – Добрая улыбка осветила лицо генерала, отчего по нему разбежались лучики морщинок. Грегор никогда еще не встречал людей с таким открытым и честным взглядом. Казалось, что эти удивительные небесно-голубые глаза смотрят вам прямо в душу, но, как ни странно, это не раздражало, а скорее успокаивало.

Генерал все еще смотрел на юношу. Ничто не предвещало опасности. И вдруг за спиной генерала появился Макилври и схватил его за горло огромными ручищами. Сильный и высокий, он возвышался над ним как гора.

– Сейчас ты умрешь, проклятый англосакс! – заорал он и начал душить генерала.

Стража, впустив генерала, осталась снаружи: считалось, что заключенные относятся к нему лояльно. Все, кто был в камере, либо оцепенели от неожиданности, либо просто не хотели вмешиваться. И только Грегор молниеносно вскочил на ноги.

Он подлетел к нападавшему, нанося удары руками и ногами. По чистой случайности он угодил в незажившую рану на ноге Макилври, отчего тот громко завопил и отпустил генерала, который, не удержавшись на ногах, начал падать. Когда его, задыхающегося, с багровым лицом, подхватил Грегор, в камеру вбежали стражники.

Началась неразбериха. Сначала они подумали, что нападавшим был Грегор, и его пинками и тычками выдворили в карцер, поставив под глазом огромный синяк и разбив губу. Лишь через некоторое время, когда генерал обрел способность говорить, он лично проследил за тем, чтобы юношу освободили.

– Благодарю тебя, мой мальчик, – сказал он, взяв руку Грегора обеими руками. – Я этого никогда не забуду.

Чувствуя комок в горле, Грегор низко опустил голову. Он ни за что не заплачет. Он не плакал с тех пор, как умер его несчастный отец.

Генерал, видимо, догадался, что с ним происходит.

– Не беспокойся, парень, – тихо прошептал он, – я вытащу тебя отсюда.

И он сдержал слово.

Когда на суде Грегору зачитали суровый приговор и объявили, что его наказанием будет рабский труд на плантациях, генерал перевернул все, но нашел необходимую поддержку. Грегора оправдали и выпустили. Он получил долгожданную свободу. Испытывая огромную благодарность к генералу, Грегор лишь с течением времени осознал, что этот благородный человек не только добился для него свободы, но, возможно, спас ему жизнь.

– Капитан?

Опомнившись, Грегор увидел, что девушка с тревогой заглядывает ему в глаза. Сколько времени стоял он здесь и молчал, погрузившись в далекое прошлое? Все дело в усталости. День был бесконечно долгим, да и рана все еще болела. Надо скорее покончить с этим разговором и как следует выспаться. Его душевное состояние вряд ли изменится, но сон хотя бы восстановит физические силы.

– Отец ждет вас за этой дверью, – напомнила она. – Вы готовы?

Грегор молча кивнул; она, распахнув дверь, пропустила его в комнату и тихо вошла следом.

В комнате генерала, освещаемой единственным канделябром со свечами, царил полумрак. В камине горел неяркий огонь, окно было приоткрыто, и свежий ароматный воздух долины свободно вливался внутрь. Мужчина у окна совсем не походил на согбенного старца. Он сидел очень прямо, слегка повернув голову при звуке шагов.

– Мег, это ты? – спросил генерал. При звуке его голоса, такого знакомого и родного, у Грегора закружилась голова. Казалось, он идет по неровной шаткой поверхности и вот-вот сорвется в зияющую пропасть.

– Да, отец, это я. Капитан Грант тоже здесь.

– Очень хорошо. Пусть он подойдет ближе.

Мег обернулась и вопросительно посмотрела на Грегора, который остался стоять у двери.

– Капитан Грант?

– Ваша дочь говорила мне, что вы нездоровы последнее время, – сказал он, подходя к генералу. – Мне очень жаль, сэр.

Генерал обернулся, и Грегор увидел его взволнованное лицо, которое осветила радостная улыбка.

– Грегор, мой мальчик! Я не забыл твой голос.

– Надеюсь, он стал немного мужественнее, сэр.

Приблизившись к генералу, капитан ожидал увидеть изнуренного, сломленного болезнью человека, но перед ним был все тот же бравый вояка, только немного постаревший. Его удивительные голубые глаза смотрели прямо на него.

– Я благодарен судьбе, что ты вернулся в Глен-Дуи с моей дочерью. Мег? Ты рассказала Грегору о наших проблемах?

Он обернулся к дочери, склонив голову набок, скорее прислушиваясь, нежели пытаясь разглядеть ее. Это показалось Грегору странным, и он нахмурился, с тревогой глядя на старика.

Мег подошла к отцу и провела рукой по его плечу.

– Я здесь, папа. Да, я все ему рассказала.

– Это хорошо, – сказал генерал и тяжело вздохнул. Он опять взглянул на Грегора, но на этот раз его глаза смотрели куда-то мимо него.