Виктор не испытывал страха. Наоборот, дальше становилось все интереснее и интереснее.

– Может, вы не знаете, что отец американской актрисы Сальмы Хайек – ливанец Сами Хайек. Ее имя, Сальма, происходит от арабского слова «салима», что означает «мир, безопасность, здоровье», – продолжал свой монолог Али Фазрат. – А отец Моники Беллуччи – эмигрант из Афганистана, иранец по крови и мусульманин.

– Господин Али Фазрат, – улыбнулся Виктор. – Рискну предположить, что у нас не все знают, кто такая Моника Беллуччи, а рабочий, который стоит у станка, вообще подумает, что Сальма Хайек – это ругательство.

– Дикие вы люди – неверные, – сказал араб, выдержав дерзость украинского журналиста. – Мы столько дали этому миру.

– Напомните еще, что весь мир пользуется арабскими цифрами, а понятию «ноль» европейцев научили арабы.

– Напомню, – абсолютно серьезно ответил Али Фазрат. – До средневековья ни европейцы с древними греками, ни другие народы вместе с древними египтянами не умели считать, используя ноль, оттого все их расчеты так грешат неточностями… Ладно. Оставим эти исторические экскурсы…

Араб вдруг поменялся в лице. Надменное, покровительственное выражение сменилось абсолютной серьезностью с налетом сочувствия и человечности.

– Господин Лавров. Как вы считаете, у вас есть совесть?

– Вы что же, меня вербуете, мистер Али Фазрат?

– С чего вы взяли? – искренне удивился араб.

– Референтом твоей совести, то есть тем, с кем ты соизмеряешь, хорош ты или плох, является Бог, – как будто по учебнику процитировал Виктор. – Вы ведь это хотели сказать?

Один из навыков разведчика, которым прекрасно владел Виктор, позволял ему угадывать ход мыслей собеседника. Иногда это происходило интуитивно и казалось волшебством, но на самом деле в этом не было ничего сверхъестественного. В общении, в тонкой игре умов разведчик успевает понять, кто перед ним, и, подстраиваясь под собеседника, начинает думать, а иногда даже чувствовать, как его оппонент. Али Фазрат, хоть и был интеллектуалом, этого знать не мог, поэтому он был поражен, услышав фразу, которую только что хотел произнести. Он замер. Его лицо казалось каменным. Человек, привыкший скрывать свои чувства и эмоции, полностью замыкается в себе, когда его ловят «за язык», беря что-то сродни тайм-ауту.

– А вы действительно козел, – обрел дар речи Али Фазрат через минуту и нервно засмеялся.

«От козла слышу», – подумал Виктор, а сам ответил:

– Благодарю вас, мистер Али Фазрат. Но все-таки, что вам от меня нужно?

– Не торопитесь. Я просто пытаюсь найти с вами общий язык, господин Лавров.

– Поэтому решили поговорить со мной о совести и о Боге? А как же «нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед Его посланник»?

Виктор произнес шахаду[11] на арабском языке и Али Фазрат опять уставился на него своими черными глазами, будто хотел докопаться до самых глубин сознания украинца. Но с Лавровым такие шутки были напрасной тратой времени.

– У вас есть совесть, господин Лавров. Я вижу это по вашим глазам. И хоть вы и не почитаете Аллаха, вы мне поможете.

– С чего вы взяли, что я вам буду помогать?

– У вас есть совесть. Вы не оставите сеньориту Анабель Феррер на «Вилле Бавиера», и она сможет вернуться домой, к своим родителям и своему чокнутому дяде Абелю Касти.

«Он и это знает? – размышлял про себя Виктор. – Хотя чему я удивляюсь, если их руки достали даже до Москвы».

– Этот дурак Касти по-прежнему надеется на мир во всем мире? – смеялся Али Фазрат. – В следующий раз, когда будете у него, передайте, что его никто не боится. Он – овца, возомнившая себя козлом, а на самом деле он простой баран.

«Интересно, как бы отреагировал Абель на такую руладу?» – думал Виктор.

– Так вот, – продолжал Али Фазрат. – Поможете нам, и ваша… жена, которая на самом деле таковой не является, Анабель Феррер уедет домой, и вы, соответственно, тоже. Не поможете… мне даже страшно подумать, что такой человек, как вы, может нам не помочь.

Али добавил ехидный смешок, а Виктор насупился.

– Почему я должен вам верить?

– А у вас нет другого выбора.

– Я подумаю, – коротко ответил Виктор после долгой паузы.

Внутри у него все кипело. Злило то, что его шантажировали. Конечно, поездку сюда было трудно назвать приятной прогулкой. И зачем он взял с собой эту девчонку? В очередной раз на те же грабли… Но кто же мог предположить, что все зайдет так далеко? Искать следы нацистских преступников, чтобы нарваться на представителей самой жестокой и опасной террористической организации в мире…

– Да-да, конечно, подумайте. Тем более, как вы сами говорили, вы обычно этим и занимаетесь.

Али Фазрат что-то сказал водителю и машина остановилась.

– Я думаю, что мы никого здесь не смутим, если немного прогуляемся, – сказал араб, выходя из машины.

Виктор только сейчас обратил внимание, что день заканчивается. В горах ночь наступает стремительно: солнце зашло за гору, и сразу темно. Вот и сейчас, еще полчаса, и совсем стемнеет.

Лавров и Али Фазрат медленно шли по проселочной дороге немецкой колонии, и араб – видимо, имевший дефицит общения с цивилизованными людьми – перешел к философской дискуссии.

– Вот вы, господин Лавров, как и все европейцы, полагаете, что совесть у вас есть, а греха на вас нет. Это еще во времена советской власти произошел отказ от идеи собственного греха. В XX веке все тоталитарные режимы – китайского Мао, советского Сталина, немецкого Гитлера, испанского Франко, аргентинского Перона, кампучийского Пол Пота, румынского Чаушеску – отказались от идеи греховного состояния человека. Грех вменяется кому-то другому. Виноваты капиталисты, геи, педофилы, империалисты, сионисты, диссиденты, тунеядцы и шпионы. Даже целые народы объявлялись «врагами народа»: в Украине – наши братья крымские татары, например. А это значит снятие с себя личной ответственности. Совесть украинца дремлет, потому что он изначально невиновен.

Виктор хмыкнул. С такой позицией он еще не сталкивался.

– А вам это откуда известно, господин Али Фазрат? Только не говорите, что ваш дедушка работал в Политбюро ЦК КПСС.

– Я пять лет прожил на Украине, учил вашу историю и все те дисциплины, которые украинские студенты почему-то сразу забывают. А я – не просто учил, а понимал.

«Я теперь понимаю, почему ты руководишь этими гоблинами», – подумал Виктор, оглянувшись назад. На небольшом расстоянии за ними шла свита из верных Ахмеда аль-Зубаира, Ахмеда аль-Сануси и Разана Зайтунеха.

– Вы, господин Лавров, высокий, сильный и опытный человек. Мне очень хочется, чтобы, помогая нам, вы не глядели на нас волком, а делали все по доброй воле, искупая свой грех.