Потом потянулась вереница «дамочек при муже», как я их называла, тщательным образом выискивающих у себя или диабет, или рак, или какое другое страшное заболевание, например, щитовидной железы – это было очень модно. Цель пребывания в больнице: отомстить скотине супругу за все его измены, корпоративы, несанкционированные отъезды на Мальдивы без семьи и прочее. Ведь именно он, сволочь, и был главным виновником всех этих ужасных заболеваний. Свиданки с мужьями представляли собой вершину театрального искусства: жена лежала на кровати, свернувшись калачиком от неимоверных болей в области вероятного нахождения диабета или все той же щитовидной железы, стонала и метала неистовые, полные ненависти взгляды на источник раздражения. Через пять минут после ухода мужа – сотовый телефон просто разрывался на части от обсуждения новой шубы, очередного отеля в Турции, пластической хирургии и проститутки Светки, которая имела наглость выйти замуж за нефтяного шейха. После таких сцен, неоднократно повторяющихся, несмотря на смену действующих лиц, я удрученно сидела за столом в попытках сочинить хоть какой-то диагноз, громко сопела и грызла ручку. Однажды, все-таки не выдержав, я совершила оплошность: путаясь в словах, начала давать одной из дамочек пространные объяснения о том, как заболевания щитовидной железы жестоко уничтожают женскую психику, и предложила пообщаться с психотерапевтом и определиться, что же мешает ей, так сказать, радоваться жизни и быть здоровой. Через тридцать минут заведующая хохотала у себя в кабинете над огромной истерической жалобой на меня.

– Ну ты дала, Сорокина! Какой психиатр, ты что?! Сколько раз говорить: не вступайте вы в дебаты. Для начала надо самим психологом стать, а потом уже думать, кому и что говорить!

– Я не про психиатра, а про психотерапевта говорила, Светлана Моисеевна.

– Господи, ну когда ты уже повзрослеешь, Лена! Да не нужен ей твой психотерапевт. Ей и так хорошо. Гораздо лучше, чем тебе или мне. Все, иди.

На какое-то время я взяла себя в руки. Ход мозгокопания предельно банален: лишние две тысячи на дороге не валяются, поэтому я буду терпеть весь этот ад и грызть ручки в ординаторской над платными историями и дальше. Но, видимо, рефлекторно я продолжала тяжко вздыхать в процессе платного творчества, а заведующая, как охотничий пес, улавливала все мучительно-мыслительные процессы в моей голове.

– Ты там что, Сорокина, в седьмую палату историю катаешь небось?

– Да… Завтра собираюсь Попову выписать. Не знаю, что и сочинить. Здорова как лошадь. Я сдаюсь.

– Что писать, что писать… Так и напиши, как есть: остеохероз и истеростервоз, стадия последняя, обострение!

В итоге вместо награды платная палата стала для меня сущим наказанием, и чтобы совсем не осатанеть, я старалась как можно больше времени проводить с обычными больными, у которых были настоящие проблемы. Я вспоминала Полину Алексеевну и втайне с тревогой прокручивала в голове случайно услышанный телефонный разговор ее «идеального» сыночка.

А в приемнике в отличие от платной палаты все происходило по-настоящему. Часы показывали почти двенадцать, а здесь было на удивление тихо. Едва дождавшись звонка с хирургии, я быстро запихала свой кулинарный плагиат в пакет и понеслась на третий этаж. В ординаторской тусовалась куча народу: пришла и реанимация, и травма, и даже пожилой невропатолог из соседнего корпуса. Я огляделась – Светки с кардиологии не было, а значит, женский пол сегодня был представлен только в моем лице. Федька, увидев меня, расплылся в улыбке, как Чеширский кот.

– Эй, терапия, наливку будешь? Закуску принесла?

– Плохо работаете, мужчины. На выпивку заработали, а на все остальное нет!

– А мы ценность сами по себе, без всего остального.

– Ага, вот поэтому-то я и не вышла за медика, сомнительные вы ценности.

В меня полетела чья-то история болезни.

– Еще все впереди, всего лишь первый брак, дорогая. Для нашего веселого коллектива это только, так сказать, начало карьеры, Елена Андреевна.

– Дураки.

Я достала из пакета еще теплый пирог, и невообразимый аромат мясной начинки с пряностями мгновенно заполонил всю ординаторскую.

– Ладно уж, жуйте. А мне наливки тогда.

Запах еды сразу объединил всех присутствующих около стола. Федька взялся за нож и с нескрываемым удивлением застыл над моим произведением.

– Елена Андреевна, так вы че, еще и готовите??? Ничего себе, пацаны! Уже сколько лет ничего, кроме сосисок, или коньяка с отделения, или в лучшем случае куриных котлет из соседней кулинарии, от нее не видели, а тут нате. Да это ж просто мистика!

Я поморщилась.

– Хватит уже, режь давай. И раньше приносила пироги, только мамины.

Всем досталось по маленькому кусочку.

Пашка Зорин из реанимации тут же подхватил начатую уже по которому разу Федькой тему:

– Так это вы и виноваты, скальпелюги хреновы. Куда смотрели, когда она только на работу пришла, а? Надо было сразу брать, тепленькой, как говорится, а то пока вы думали, кто-то и успел.

Но не с Федькой тягаться в дебатах.

– Да будет вам известно, Павел Александрович, что она уже замужняя пришла, и не просто замужняя, а еще и ребеночек у нас имеется. – Федор незаметно облокотился на спинку кресла и в следующую секунду завалился практически стокилограммовым телом прямо на меня. Вопли о спасении никто не слушал – это извечное противостояние реанимации и хирургии продолжалось.

– Е-е-е, Феденька, муж – не стенка, можно и подвинуть. А ребеночек – это хорошо. Это, так сказать, семейные узы только укрепляет. Так сказать, гарантия отсутствия проблем. Самая лучшая женщина какая? А, Федюнчик? – опять встрял Пашка.

– О-о-о, просветите же нас, неразумных, – сказал Федька.

– Самая лучшая и желанная женщина – замужняя женщина, – ответил Пашка.

Гнев переполнил мою чашу терпения, дышать стало совсем трудно, и я последним усилием воли стряхнула с себя Федьку.

– Хватит, задолбали со своим дебильным цинизмом, придурки.

Я изо всех сил сделала сердитое лицо. Но было весело, невозможно как весело. Остальной народ уже привык к таким сценам и особенно не реагировал, сосредоточившись на еде. Наконец придя в себя, я заметила в углу перед телевизором двух новичков, обделенных моим пирогом.

– Федя, ну чего вы, как сволочи, взяли и все сожрали? Вон там еще народ голодный, – сказала я.

По телику показывали «Зенит», посему реакции на мою заботу от незнакомцев не последовало.

– Ленка, знакомься. Это Слава и Костя, с понедельника вышли. Их за хроническое пьянство, курение марихуаны на дежурствах, а также за массовые прелюбодеяния попросили из Военмеда. Не хотят, сволочи, долг родине отдавать, как положено, – представил новеньких Федька.

Однако даже такие шутки не могут оторвать истинного петербуржца от финальной игры с участием «Зенита». Я пригляделась повнимательнее. Это были две типичные хирургические тени, обоим около тридцатника: высокий брюнет и среднего роста смешной очкастый рыжеволосый конопатик. Брюнет показался очень ничего себе: жгучие глаза и длинные кудри, небрежно перехваченные в хвост тонкой резинкой. Особенно впечатляли огромные жилистые лапищи, поросшие густой растительностью. Хирург и бабник, хотя можно оставить только первое слово, так как первое предполагает второе. Другой парень, Костик, прежде всего характеризовался обручальным кольцом на пальце, а в остальном, даже не пообщавшись, можно было определить: спокоен, умен и добр. Пошла реклама, и головы наконец повернулись в нашу сторону. Брюнет, он же Слава, окинул меня за полсекунды с ног до головы взглядом ловеласа и тут же пошел в атаку.