Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Командирам взводов проследить за ходом занятий. Вольно! Р-р-разойдись!..
Лонжа, подождав, пока строй распадется, начал организованно отступать к краснокирпичному корпусу комендатуры, от начальства подальше. Маневр, освоенный еще в училище.
– Эй, чучело! Стой-й!..
Не успел! Ротный не заметил, но от Столба не укрыться.
– Гефр-р-райтер-р-р!..
В голосе господина обер-фельдфебеля – горький упрек. Лонжа, честно попытался стать по стойке «смирно» насколько шинель позволяла. Сам виноват – запорол службу!
Столб возвышался высокой горой. Не объехать, не убежать.
– Чер-р-рез полчаса явитесь в пр-р-ристойном виде и доложитесь по всей фор-р-ме. Позор-р-р!..
Все? Кажется, все. Здесь, в Горгау, в отличие от полевого лагеря, где довелось познакомиться, господин фельдфебель, не слишком лютовал. Так, погромыхивал.
– Были внизу, Рихтер?
Не все… Кажется, не в шинели вовсе дело.
– Так точно, господин обер-фельдфебель.
Столб долго молчал. Дышал тяжело, с присвистом и смотрел странно. Наконец, быстро оглянувшись, проговорил негромко.
– Если что-то услышите про эвакуацию склада, сообщите мне. И не выслуживайтесь, вас же первого на погрузку направят. Ясно?
Лонжа представил, как берет в руки снаряд с желтой полосой… А ведь кому-то придется!
* * *
Внутри танка тихо и даже уютно. Ремонтники расстарались – не только привели в порядок, все, что еще можно отремонтировать, но и выкрасили стены в молочно-белый цвет. Даже не верилось, что это нутро боевой машины. Пушку и пулеметы давно сняли, в центре, где должен возвышаться двигатель, пусто. Исчез не только он, но и радиатор на «корме». Оттого и просторно, хоть столик ставь. Выкрашенная железная коробка…
Все, что уцелело от двигателя Лонжа отыскал, но бензиновый Foster-Daimler восстановить не представлялось возможным. Половины деталей нет, а остальные годятся лишь для музейной полки.
Тем не менее Лонжа не унывал. Ходовую часть и бортовую передачу он уже проверил, наметив, что там следует сделать, сегодня же на очереди червячный редуктор – тот, что сзади, впритык к исчезнувшему радиатору. «Mark II» не слишком отличался от своего старшего собрата, который довелось изучать в училище. Корпус-ромб, стальная катаная броня, широкие гусеницы, ненадежная система охлаждения. Трудно представить, что это все воевало.
…На лобовой броне – две четырехугольные заплаты, еще одна сзади, на корме. Танк прошило насквозь. Прощай, родимый экипаж!
Чтобы не пачкать «старую соль», Лонжа обзавелся у ремонтников черным комбинезоном. В зеркало поглядеться – чистый танкист, только шлема не хватает. К этому великолепию еще бы танк, настоящий, не этому антиквариату чета!
Пора было начинать. Комплект инструментов он тоже позаимствовал в гараже. Пачка сигарет – сутки проката. Хорошо, что у «дезертиров» имелась своя подпольная касса, выручили.
Ключ, еще один ключ, отвертка…
– Рихтер! Вы там?
Он понял, что поработать сегодня не придется. Из открытой двери правого спонсона блеснули знакомые окуляры.
– Вылезайте! – распорядился гауптман Карел Домучик.
Лонжа даже головы не повернул.
– Не хочу!
Бывший нарядчик тяжело вздохнул, снял фуражку и принялся протискиваться в танк.
* * *
– Над вами все смеются, Рихтер. Эту консервную банку чинили уже пять раз с одинаковым результатом. Скоро коменданту надоест, и он отправит вас в вечный наряд.
– Пусть смеются. Я – цирковой, мне привычно.
Кресло в танке имелось одно, водительское, в нем Домучик и устроился, но перед этим плотно прикрыл дверь спонсона. Стало тихо и глухо – как в танке.
– У меня к вам несколько вопросов, Рихтер.
– И у меня. Кто первый начнет?
Церемониться с Домучиком он не собирался. Одним миром мазаны.
Контрразведчик взглянул без всякой симпатии:
– Я хочу, чтобы вы подробно пересказали ваш разговор с Гиммлером. Он мне покоя не дает! Гиммлер сейчас сцепился с Герингом и руководством Вермахта. У него забирают концлагеря и хотят переподчинить отряды СС, сделав их обычными армейскими частями. Фюрер пока не вмешивается, ждет, чем все кончится. Именно теперь Гиммлер должен нанести удар, причем смертельный, сокрушительный. Он что-то задумал, какую-то, как вы сами сказали, мерзость. Важно каждое слово. Говорите!..
Лонжа, присел на голый железный пол к гаечному ключу поближе. Очкастый вроде клеща, не оторвешь. Но может рискнуть? Ему и самому разговор каждый день вспоминается.
– Только, господин Домучик, вы не удивляйтесь. Агроном или пошутил, или обознался. Он говорил со мной, как с Виттельсбахом.
Окуляры неярко блеснули.
– Знаю! Агроном он прескверный, а вот актер неплохой, разыграл целый спектакль. Вы, Рихтер, не профессионал, вам не оценить. Настоящий Виттельсбах сейчас в «Колумбии». Тоже там бывали? Вот его-то рейхсфюрер никому не покажет. Рассказывайте!..
На миг Лонжа растерялся. Если и спектакль, то он поверил… Но и Домучик, профессионал чистых кровей, поверил, пусть и в совсем другое!
Ладно… Танк никуда не убежит.
* * *
На этот раз шли долгой цепочкой, впереди взводный с фонарем, за ним еще шестеро. Лонжа – предпоследний. Подземный ход уже ничем не удивлял. Лестница, коридор, снова лестница, пустые бутылки у стены. Шедший впереди незнакомый парень уже примерился было врезать ногой по той, что ближе, но в последний момент передумал.
– Договаривались же! – бросил, обернувшись на миг. – Каждый за собой убирает. Намусорим – ключи отберут.
Лонжа понимал, что тайные собрания Мертвецкого равелина давно уже ни для кого не секрет. Просто традиция – от чужих глаз подальше. Глаз там действительно нет, но вполне могут быть уши. Конспирация детская, Домучик или иной кто наверняка завербовал кого-то из их семерки. «Откровенничай только с теми, кого хорошо знаешь и то прежде три раза подумай». В подполье чрезвычайное положение, а тут что ни вечер разговоры по душам.
Может, потому его, представителя Германского сопротивления, и направили в Горгау? Чтобы будущий улов выглядел весомей? Все караси, а он вроде щуки. У Гиммлера же теперь есть собственный Виттельсбах, чего и следовало ожидать. «…У меня найдутся мои ручные монархисты с претендентом на престол». Зачем сказал? Да затем, чтобы он, Лонжа, занервничал, принялся искать контакты, наговорил бы лишнего. Например, прямо сейчас, этим вечером, среди верных «камрадов».
Не верь, не бойся, не проси…
– Начинаем!
Заседали прямо под дождем, укрывшись захваченными с собой кусками брезента, по одному на троих. Сдвинули ящики, на тот, что в центре поставили фонарь.