Но если Ирод полагал, что ему удастся умиротворить Клеопатру, то он ошибался. Не довольствуясь полученными уступками, она при первой возможности вмешалась в его дела. В то время Ирод был женат на Мариам, царевне из рода Маккавеев, которых он сменил на престоле. Маккавеи были в Иудее не только монархами, но и верховными жрецами. Ирод же, как представитель рода Идумеев, которые жрецами никогда не были, должен был кому-то пожаловать этот высокий сан. Самой подходящей кандидатурой был брат Мариам Аристобул. Однако Ирод сделал другой выбор, под тем предлогом, что юноше было только шестнадцать лет. Александра, мать Мариам и Аристобула, пришла в ярость и написала письмо своей подруге Клеопатре (см. И. Флавий. Иудейские древности). Клеопатра, выступив в роли Исиды, покровительницы женщин, переговорила об этом деле с Антонием, и в результате Ирод все-таки назначил верховным жрецом Аристобула.

Среди языков, которыми владела Клеопатра, были древнееврейский и арамейский, родственный ему, на котором в то время многие говорили на Ближнем Востоке. Таким образом, она могла общаться на всех официальных и неофициальных языках, которыми пользовались в ее владениях и соседних странах.

* * *

Некоторые египетские папирусы и сирийские монеты, как и замечания античного хронолога Порфирия, показывают, что примерно с этого времени (с 1 сентября 37 г, до н.э.) Клеопатра начала новый отсчет времени – от начала ее совместного царствования с сыном Птолемеем XV Цезарем. В это же время продолжало действовать и прежнее летосчисление, со времени восшествия Клеопатры на престол, так что «первый» год одновременно считался «шестнадцатым». Это новое летосчисление было принято ею, конечно, чтобы отметить ее новые территориальные приобретения. Теперь Египет был восстановлен почти полностью в тех пределах, в которых он существовал при первых Птолемеях (если не считать эгейских земель и Иудеи).

Хотя основная задача этой державы была очевидной – создавать подкрепления для военно-морского флота Антония, ее статус по отношению к Риму не был определенным. Это государство зависело от Рима, но не могло быть определено как страна-клиент ни по своей обширности, ни по своим богатствам. К тому же личные отношения Клеопатры с римским владыкой Востока создавали в Египте особую ситуацию. Египет являлся скорее не вассалом, а автономным государством и союзником Рима, находившимся под его протекторатом. Подобные страны еще не входили в орбиту римского влияния.

* * *

Поскольку реальной правительницей Египта была Клеопатра, никто не рассматривал в то время вопрос о роли ее сына и соправителя Птолемея Цезаря. Его изображений не было на монетах в самом Египте, и не пришло еще время использовать тот факт, что он был предполагаемым сыном Цезаря. В центре общественного внимания находились сама Клеопатра и Антоний, чьи грядущие завоевания на Востоке могли принести ему славу нового Цезаря или Александра Македонского.

Поэтому царица считала нужным привлечь общее внимание к ее детям от Антония, к близнецам Александру и Клеопатре, родившимся в 40 году до н.э. Когда Антоний в 37 году до н.э. передал Египетскому царству новые обширные территории, он явно признал, что является отцом этих близнецов.

Очевидно, именно в это время маленькие близнецы получили, согласно обычаю, дополнительные имена-титулы. Александра назвали Гелиосом – Солнцем, а Клеопатру – Селеной – Луной. Впрочем, в мифологии греков Солнце и Луна традиционно считались близнецами. Титул Селены уже носили некоторые царицы в роду Птолемеев, например Клеопатра VI, при этом Луна отождествлялась с богиней-матерью Исидой. Но выбор имени Гелиос – Солнце для мальчика имел особое значение для пропаганды культа обожествленной царской власти в эллинистическую эпоху. Тогда проявилась определенная тенденция рассматривать все традиционные древние божества как различные воплощения единого бога. Именно Солнце считалось главным видимым для людей олицетворением этого единого, универсального божества. Солнце считалось богом справедливости, а исходящий от него божественный свет и жизненная сила для людей той эпохи находили воплощение в земных монархах. Поэтому имперские правительства охотно отождествляли это универсальное, всевидящее и благое божество с правителями своих стран.

В Египте подобные идеи укоренились сильнее, чем в других странах. В Гелиополе культ Солнца существовал по крайней мере с третьего тысячелетия до н.э. Бог Ра был самым распространенным из божеств солнечного культа, и фараоны считались его сыновьями. Птолемеи, охотно воспринимавшие египетские религиозные традиции, преобразовали этот культ на эллинистический лад. В Александрии поэты слагали гимны в честь Солнца, а Гелиоса отождествляли не только с древнеегипетскими богами, но и с самими правящими царями. Почитание Исиды и Осириса также было тесно связано с солнечным культом, поскольку Гелиос отождествлялся с сыном Исиды. Уже Птолемея III на монетах изображали в короне из солнечных лучей.

Но самый важный аспект культа Солнца состоял в том, что для народов эллинистического мира он был связан с грядущим золотым веком, веком всеобщего согласия. Подобные надежды и ожидания не только поощрялись различными сектами (преследовавшими свои цели), но и стали частью государственной пропаганды ряда эллинистических стран и надеждой на мир и благополучие для миллионов людей в средиземноморском мире.

В Риме также уделяли большое внимание этой проблеме. Там с древних времен существовал собственный культ Солнца (бог Соль). Октавиан претендовал на то, чтобы бога Аполлона, ассоциируемого с Солнцем, считали его личным покровителем. Антоний, также учитывавший популярность идеи золотого века, чеканил монеты с изображением солнечного диска начиная со времен Победы при Филиппах (42 г, до н.э.) и повторил эту эмблему, когда его сыну было присвоено имя Солнца – символа золотого века, наступление которого должно было приблизить правление Антония и Клеопатры.

Теперь, накануне большой войны с парфянами, практическое значение этой идеи усилилось. Парфянские цари сами называли себя «братьями Солнца и Луны», и Антоний стремился показать, что именно ему покровительствует всемогущее Солнце. Более того, он намеревался, в случае победы над парфянами, объявить их царем именно собственного маленького сына, Александра Гелиоса. Первое имя Клеопатра дала ему в честь Александра Великого, покорителя персов (предков парфян).

Антоний, который и раньше мечтал о славе Александра Македонского, о новой мировой державе, сейчас готов был лишний раз это подчеркнуть.

Ситуация в Парфии выглядела, обнадеживающей для Антония. Парфянский царь Ород I, потрясенный гибелью сына на войне с римлянами, отрекся от престола. Его второй сын и наследник Фраат IV, чтобы править единолично, убил своих братьев и своего отца. Во время последовавшей за этим смуты самый могущественный из парфянских военачальников Монаэс в 37 году до н.э. бежал к Антонию с группой знатных соотечественников. Монаэс, крупный землевладелец, был наместником приграничных районов Парфии и главнокомандующим. Антоний, верный своему правилу поддерживать вассалов, даровал перебежчику обширные земли в римской провинции Сирия. Кроме того, он, судя по всему, заверил Монаэса, что, в случае успешной войны с Парфией, последний станет парфянским царем. Даже если Парфия предназначалась для Александра Гелиоса, мальчику было в то время всего три года, а потому парфянскую корону можно было пообещать и Монаэсу, с тем, например, чтобы следующим за ним правителем стал Александр Гелиос.