– Через противогазную коробку? – переспросил Тютюнин. – Хм. Хитро придумано. У тебя, Леха, мозги неплохо работают. Надо же – через противогазную коробку. Знаешь, у меня в армии случай был, мы так тормозуху фильтровали, чтобы… Ты чего такой бледный, Лех?

– Ты мне эту историю уже рассказывал. Точно. Мы ее фильтровали, мы ее пили, и вот мы здесь. И знаешь, что самое страшное?

– Что?

– Я не помню, закрыл ли я гараж…

– Зато я помню – закрыл, – легко соврал Сергей.

– Врешь, не можешь ты помнить. Ты же ничего не помнишь…

– Вот ничего не помню, а это запомнил. Такая уж у меня память особенная.

Они помолчали. Потом Тютюнин предложил:

– Слушай, давай, что ли, посмотрим, чего за этой дверью, а?

– А здесь дверь есть? – удивился Леха. – Я не заметил.

Тютюнин первым приблизился к двустворчатым дверям и, остановившись в полушаге от них, приложился к шершавому дереву ухом.

– Ну чего? – поинтересовался Леха.

– Подожди… – отмахнулся Тютюнин. Поначалу ему послышался какой-тот шум, но затем оказалось, что это бурчит в его собственном животе.

– Тихо, – сказал он. – Надо открыть и посмотреть.

– Ну открывай.

Сергей посмотрел на Окуркина, неуверенно взялся за резную деревянную ручку и осторожно потянул.

Дверная створка подалась легко и открылась без скрипа. Сергей просунул в образовавшуюся щель голову и, повернув ее, встретился взглядом с живым и скорее всего разумным существом.

– Здрасьте… – сказал Тютюнин, быстро втянул голову обратно и захлопнул дверь.

– Что там? – шепотом спросил Окуркин.

– Я не понял. Глюк вроде…

– А может, не глюк? На что похоже?

– Зеленый, как огурец… – начал описывать Тютюнин. – Ухи слонячьи, и губа нижняя свешивается…

– Все сходится, – прервал его Окуркин и вздохнул. – Я вспомнил.

– Чего вспомнил?

– Вчера мы с гаража шли и заблудились.

– Ну.

– Потом оказались в темноте, и ветер дул холодный. Еще мы встретили яйцебыков…

– Не яйца быков, а овцебыков.

– Да-да, яйца овцебыков. Потом выползли эти… – Леха нарисовал себе рукой длинный нос и добавил:

– Сержанта помнишь?

– Старшину Вуби. Так тебе это тоже снилось?

– Не снилось, Серега. Не снилось.

– Ага, – начал понимать Тютюнин. Принятое накануне все еще влияло на его умственные способности, хотя выпитая вода значительно облегчила страдания.

За дверью послышались шаги.

Серега и Леха отпрыгнули на середину комнаты и замерли в соломенных мешках, словно два огородных пугала.

Шаги затихли, однако Тютюнину показалось, что кто-то из безобразных чудовищ тоже прислушивается, пытаясь определить, чем заняты гости.

Наконец створки дверей медленно отворились, и на пороге показался тот самый старшина Вуби.

– Доброе вам утро, этса, великие бобуны войны, – произнес он и низко поклонился. – Надеюсь, ваш сон был, этса, глубоким, а дыхание ровным.

Старшина оглянулся и, посчитав солдат, удивленно вскинул кожистые брови.

– Вы что же, этса, так ничего и не ели?

– Зато водички попили, – ответил Серега. – Кстати, в туалет бы сходить. Где тут у вас удобства?

– Этса… Чего вы спросили?

– Пописать у вас где можно?

– Попи.., этса, чего вы сказали? – снова спросил Вуби и тщательно навострил уши-лопухи.

– Слить балластную воду… – вмешался Окуркин.

– Ах это! Простите, этса, мне мою непонятливость. Вы можете отлить это в кувшины. Очень удобно, этса.

– Как в кувшины? – не понял Окуркин. – Мы же из них пьем.

– Ну, этса, правильно. Пьете воду и, этса, пописать делаете – это тоже вода.

Окуркин и Тютюнин переглянулись. Непонятно было, то ли этот старшина издевался над ними, то ли действительно не понимал, в чем дело.

Наконец Сергей пояснил:

– У нас, у великих бобунов войны, так не принято. Мы пьем из одних кувшинов, а писаем в другие.

– О-о, этса! – Вуби удивленно причмокнул и почесал свою зеленую башку. – Хорошо. Мы принесем вам отдельный кувшин, чтобы вы пописали.

– Только побыстрее, а то мне уже приспичило, – пожаловался Тютюнин.

Вуби сейчас же отдал необходимое распоряжение, и солдаты побежали его исполнять. Вскоре были доставлены два пустых кувшина – точные копии тех, из которых бобуны уже пили.

У Тютюнина появились вопросы, однако он решил оставить их на потом и, уединившись в углу помещения с персональным кувшином, справил нужду.

Застегнув штаны, Серега вернулся к Вуби и, указывая на сосуды, откуда они с Лехой пили воду, спросил:

– А в эти кувшины никто из вас не сливал?

– Нет, этса, никто, – покачал головой старшина. – В них уже давно никто не сливал.

– Давно никто не сливал, – повторил Тютюнин.

– Может, все-таки чего-то было? – усомнился Леха, поправляя соломенную рубаху. – А то с чего бы мы так быстро оклемались? Ясно дело – уринотерапия.

– Теперь бы чего-нибудь поесть, – сказал Тютюнин. – Ам-ам, понятно?

– Понятно. Какие понять, этса. Желаете кушать здесь или пройдете в столовый зал?

Тютюнин и Окуркин переглянулись.

– Предлагаю в зал, – сказал Леха.

– Ну давай, – согласился с ним Сергей и повернулся к старшине. – Мы пойдем в зал, только вот эту солому надо снять.

– Надо снять, – согласился старшина. – Сейчас, этса, не холодно.

Коридоры, по которым шли бобуны, выглядели вымершими. Кроме Вуби и четырех несъеденных солдат, Сергей и Леха не увидели никого.

Столовый зал оказался довольно большим, в его центре стоял длинный деревянный стол, испещренный царапинами и шрамами.

Усадив гостей на неудобные квадратные стулья, Вуби еще раз поклонился и поинтересовался у великих бобунов, что они желают съесть. Тютюнин опасался, что им снова начнут навязывать сырых аборигенов, однако, к счастью, это оказалось не так.

– Могу предложить вам личинок треножников, этса. Они живые и откалиброванные, чтобы всасывать их через трубочку…

– Что еще? – подавляя вздох, поинтересовался Окуркин.

– Есть дохлоноги, этса, жаклины, а еще отличные дыки. Они хорошо сочетаются с горячим пру.