– Если, Шеель, все пройдет бэз сучка и задоринки, ви может рассчитывать на значительние льготы во время отсидки. А то и на амнистию.

Шеель позволил себе вопрос:

– А если нет?

– Сотрем в лагерную пиль.

До меня, к тому моменту уже терявшему последние силы, внезапно, будто из-под земли донесся мысленный выкрик Шееля: «Это вы можете!»

Я с некоторым мысленным усилием подтвердил: «Можем!»

Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить «близнецов» – в начале славных дел такая нервотрепка просто неуместна. Сколько сил пришлось потратить, чтобы доходчиво объяснить этим, по существу, желторотым юнцам, – их недоверие в отношении друг друга не имеет серьезных оснований, это не более чем рябь на воде. Давайте заглянем в глубину. Зачем заранее хоронить себя? Не лучше ли сосредоточиться на необходимости выжить и победить, а этого можно добиться исключительно, если мы отбросим всякого рода предрассудки и попытаемся отыскать согласие. Встанем в позу, которая устроит всех, кто задействован в этой операции. Мы все в этом деле партнеры, разве не так, Еско? Так давай станцуем предложенный нам судьбой танец! Ведь этого не избежать, а музыка уже слышна.

Еско после короткого раздумья вынужден был согласиться.

Тогда сбей фокусировку с сиюминутных обид, настройся на долговременное сотрудничество.

Прикинь, Анатолий, что вырисовывается в сердцевине нашей комбинации?

Прикиньте оба…

Правильно, жизнь. Дар бесценный, манящий. Если мы побрезгуем жизнью и замкнемся в собственных обидах и предрассудках, вам удастся выжить?

Теперь задумались оба.

После короткой паузы Шеель поинтересовался – «а вам, Николай Михайлович?»

Закруткин промолчал, но я был уверен – он задался тем же самым вопросом. Алекс-Еско только опередил его, и этот подспудный, едва ощутимый факт переломил ситуацию.

Я ответил искренне – мне в первую очередь. Мне жизненно необходимо с пользой отвальсировать свою партию, иначе… И тут же бросился в атаку – так будьте мужчинами, помогите друг другу, помогите мне достичь цели. Как иначе можно добиться победы, если не действовать согласованно?!

Усекли?

Я рисовал им различные схемы, вычерчивал геометрические фигуры, соединял вершины фигур отрезками прямых, на которых писал всякого рода отношения, которые связывают людей, – «любовь», «ненависть», «привязанность», «расчет», «равнодушие», «желание помочь» и много других. Не индивидуальные душевные характеристики – например, «жадность», «бескорыстие», «трусость», «храбрость», «гордыня», «присмиренчество», – а именно те, что связывают нас в нечто, что условно можно назвать человеческим сообществом.

Я снабжал отрезки стрелками, чтобы показать направленность действий. В случае «антипатии», например, острия были направлены в разные стороны, в случае «любви» – друг к другу. Объяснял, что существует «исполнение» и «исполнительность» и не надо путать одно с другим, как нельзя подменять «убеждения» «убежденностью», «устремление» «устремленностью», «боязнь» «робостью». Если первое – акт, поступок, порыв, то второе – качество, определяющее судьбу человека, причем чаще всего это качество ориентировано на какой-нибудь «изм». Я спрашивал – вправе ли человек отказываться от своего глубинного «я» ради выявления в себе раба любого из этих качеств?

Одним словом, занимался всякой ерундистикой. Нажимал на практику, бил на логику, на неизбежность победы труда над капиталом. Сочинял сказки о светлом будущем, ссылался на несуществующих знающих людей – я называл их иногда «зналами», иногда «симфами», – которые уверяют, что согласие, лад, созвучие – это прямая противоположность не только раздору, конфликту и разладу, но и единству, единодушию, консолидации, сплочению.

Я спрашивал их – в чем и как искать согласие? Понятно, что в исполнении задания, но стоит ли при этом поступаться своим пониманием правды и истины ради какой-то другой правды и истины? Никто не заставляет вас отказываться от чего-то ценного самого по себе ради чего-то ценного самого по себе. Кому нужно такого рода принуждение? Такое принуждение назовем единением.

Я задавал вопрос – существует ли в принципе возможность таких отношений, когда и свое свято, и чужое в радость, после чего предлагал задуматься именно над такой организацией наших совместных усилий.

Не берусь утверждать, что мне удалось сагитировать их, однако после нескольких усиленных политзанятий работа пошла слаженней, правда, не без нервотрепки, которая усугублялась нехваткой времени, а также повышенным вниманием начальства к проведению подготовительных мероприятий, связанных с операцией «Близнец».

За короткое время свалившиеся мне на голову «близнецы» довели меня до крайней степени изнеможения. Я буквально валился с ног, ведь за какой-то месяц, оставшийся до начала войны, мне, кроме всего прочего, пришлось отработать связника Шееля, работавшего бухгалтером на одном из оборонных предприятий Москвы. После ареста отца Алекс обратился к нему за помощью. Тот снабдил его чистейшими документами, посоветовал держаться подальше от столицы, поступить в военное училище. Лучше всего в Одессе или Ленинграде. Туда часто захаживают германские торговые суда. В крайнем случае война не за горами. Постарайся как можно скорее попасть на фронт, там ты получишь шанс перейти к своим. Здесь тебя рано или поздно отыщут.

Совет был неглупый. Мы им воспользовались.

Бухгалтер оказался агентом длительного залегания. Его задание состояло в том, чтобы передавать сведения о состоянии радиосвязи в Красной Армии. Состояние было ужасающее, и дело даже не в самой технике, которая была значительно хуже немецкой, но в самом отношении общевойсковых командиров к этому «ненадежному», с их точки зрения, средству связи.

Выявив нутро Бухгалтера, руководство пришло к выводу, что этот тишайший, неприметный негодяй и двурушник может оказаться перспективным каналом для слива дезинформации, целью которой было любой ценой оттянуть начало войны с весны 1942 года на весну 1943-го. Эта задача для органов в те дни считалась наиважнейшей. К бухгалтеру приставили родного племянника, вполне надежного товарища, с нашей помощью переведенного в Москву из Новосибирска и якобы имевшего выход на кремлевские верхи, так что хотя бы в этом пункте мы получили от Шееля весомую прибыль.

Кроме того, мы решили использовать Бухгалтера для определения степени готовности Закруткина.

Это было очень серьезное испытание, и руководство не сразу дало санкцию. Мы с Федотовым имели в виду не только проверку Закруткина, но и добросовестности барончика, ведь встречу мы спланировали по его указаниям. Прежде всего, визуальный сигнал – в 19.30 Бухгалтер должен был выйти из проходной и направиться в сторону станции метро. В 19.32 Закруткин двинется ему навстречу с газетой «Известия» в правой руке. Ровно через два часа он должен позвонить Бухгалтеру по телефону-автомату. Вопрос: «Это аптека номер двадцать один?» Бухгалтер должен ответить: «Нет, вы ошиблись номером». После чего Бухгалтер обязан положить трубку. Любые добавочные слова будут свидетельствовать о том, что встреча отменяется.