скандал: Гагарины и Волконские снова поцапались. Это была очередная стычка двух группировок, с каждой стороны выступило по десять человек. Бой устроили, как и полагается, «за забором», но дрались так ожесточённо, что два парня скончались на месте, а ещё восемь оказались в больнице в тяжёлом состоянии.

Тут уж ректор разозлился не на шутку. Он отчислил четырёх участников драки, а через день после события, в субботу, собрал после занятий в актовом зале всех студентов и произнёс получасовую речь, в которой много говорил о недопустимости вражды и драк между учащимися. Что бы ни происходило за стенами академии, утверждал он, это не должно касаться студенческой жизни.

Под конец Вяземский объявил, что отныне все студенты, которые вздумают выяснять отношения кулаками и магией, даже если это произойдёт за пределами академии, будут отчислены.

Вот только Вяземский, как мне казалось, и сам прекрасно понимал, что распри князей так или иначе зацепят академию, и от этого никуда не деться. Выгоняя драчунов, он пытался минимизировать ущербсобственнорепутации, но это влекло за собой другие проблемы: сократится численность учащихся, особенно сильных одарённых, а родственник исключённых студентов будут недовольны. А ведь родственники эти — не абы кто, а люди знатные и влиятельные.

И вскоре начались исключения…

Первые два студента были исключены спустя неделю после речи. Несмотря на предупреждение, они решили подраться, и один попал в больницу. Когда Вяземский узнал, выгнал обоих. Спустя полторы недели вышвырнул ещё двоих, и ещё двоих — в начале октября.

Тем временем ни меня, ни моих друзей пока всё это не касалось. Слава Алабин в драках больше не участвовал, да и остальные мои приятели были не из тех, кто находит неприятности за каждым углом. Я тоже не лез ни в какие студенческие разборки, а всё свободное время посвящал тренировкам, наращивая силу и готовясь к грядущим государственным состязаниям.

В начале октября мне опять измерили силу — та снова подросла. Думали собрать комиссию, но решили повременить до конца семестра. Сила моя увеличивалась, навыки из прошлой жизни возвращались, и я всёчаще думал о расправе над Святославом Шереметевом. Вот толькопока что ни я не мог его достать, ни он меня. За пределы академии я выезжал крайне редко, а если и выезжал, то старался делать это так, чтобы даже мои друзья не знали.

Не могу сказать, что затворничество мне надоело. В прошлой жизни я сам уходил от всех, чтобы остаться наедине с собой исконцентрироваться на развитии дара. Но здесь полностью сосредоточиться на тренировках не получалось, отвлекали друзья, учёба и многое другое. Приходили мысли, что скоро мне станет тесно в стенах академии. И что тогда делать? Доучиться? Или бросить всё и посвятить себя собственному делу?

Мне, например, хотелось полететь в Чусовград, чтобы лично следить за предприятием, но не мог. Пока ситуация не требовала моего вмешательства, всё было относительно спокойно, Демидовы не нападали. Но мне казалось, что я должен быть там, а не сваливать заботы на Лизу. Да ещё и Маша подначивала переехать чуть ли ни при каждой нашей беседе, видимо, по наущению отца.

Поначалу академия защищала меня от Святослава Шереметева, но было похоже, скоро не мне придётся от него прятаться, а ему от меня. Так что эта функция академии тоже отходила на второй план.

Тем не менее, несмотря на занятость, я всё же проводил время с друзьями. Мы продолжали общаться впятером, никого не пуская в свой «клуб», иногда собиралисьв одной из наших квартир, распивали вино и болтали обо всём на свете. Когда приходили ко мне в гости, обычно слушали радио.

А пару раз мы даже поехали в город, посидели в ресторане. Ничего ужасного не произошло.

Была уже середина октября. В воскресений выдалось свободное время, и я с четвёркой своих друзей и двумя их подругами — девушками Славы Алабина и Саши Бежина, отправился в один из ресторанов в Хамовниках. Мне не слишком нравилось, что с нами «посторонние». Из-за Шереметева у меня развилась настоящая паранойя, я уже половину студентов в академии подозревал в том, что они следят за мной. Но возражать на этот раз не стал.

Мы, как обычно, сидели и общались, на столе стояли пустые тарелки и бутылка вина. Девчонки начали приставать ко мне с расспросами, поскольку знали о моей силе. Весть о том, что какой-то студент-первокурсник получил седьмой ранг, уже давно разлетелась по всей академии.

Наше внимание привлекла компания студентов, вломившихся в ресторан весёлой гурьбой. Судя по форме — наши, из Первой академии. Были они уже изрядно подвыпившие, навеселе, велисебя шумно, и Слава Алабин даже хотел сделать им предупреждение, но я отговорил его, ведь подобные инциденты могли привести к очередной драке и, как следствие, исключению нас всех.

Студенты уселись за столиком неподалёку, сделали заказ и даже немного притихли. Один из них — длинный парень с крупным широким лицом и усиками подозрительно на нас посматривал, а потом встал и подошёл к нам.

— Господин Алабин собственной персоной! — воскликнул он. — Тоже отдыхаете? А где ж ваши друзья Гагарины? Что-то давно не видать. Испугались и попрятались? Нос «за забор» боятся высунуть, храбрецы?

— Господин Волконский, я не сторож своим друзьям, — резко ответил Слава. — И прошу нам не мешать. Возвращайтесь к своей компании.

Сразу стало понятно, что этот тип решил с нами поссориться, и даже понятно, почему: Алабин дружил с Гагариными, а длинныйпринадлежал кроду Волсконских. Учитывая, что эти две группировки даже убивали друг друга, их взаимная ненависть была вполне объяснима.

Похоже, драки было не избежать. Однако меня поражал этот задира. На что он надеется? Его же самого первым вышвырнут, как вышвырнули его родственников, которые участвовали в том кровавом поединке месяц назад. Или совсем вино разум затуманило?

— Указываете мне, что делать? — длинный сразу же зацепился за слова Алабина. — А не хотите ли наш прежний разговор продолжить? А то я, почему-то не видел вас на последней встрече. Никак струсили?

Слава действительно не участвовал в последней драке между Гагариными и Волконскими, тот конфликт никак его не касался. Алабин не был родственником ни одной из враждующих сторон, а всего лишь водил знакомство с кем-то из Гагариных.

— Хотите продолжить? — мгновенно завёлся Алабин и обернулся к Гагарину. — Да запросто. Выйдем прямо сейчас и узнаем, кто тут струсил.

— Хватит, — твёрдо сказал я. — Хотите, чтобы вас исключили? Никто не будет драться.

— О, ещё один! — длинный обернулся к своим. — Господа, да у нас тут компания трусов собралась. Драться они боятся, — затем он обратился ко мне. — Исключат, говорите? Ну да, если узнают. Но никто ведь не станет трепать языком почём зря? Или вы, сударь… не знаю, как ваша фамилия, хотите доложите господину ректору?