Слуги здесь ужасны. Они не любят меня и не уважают, считая, что я недостойна того, чтобы называться леди Фрайерс. От мисс Робертс у меня мурашки по коже. Пожалуй, только дворецкий, мистер Грейвз, относится ко мне с сочувствием…»

Глава 13. Эмбер

Карлайл-Холл, Корнуолл, 1806 год

С отъездом Фредерика в Карлайл-Холле все вернулось на круги своя: мисс Робертс продолжала войну против Эмбер. Остальные слуги ей вторили. Они были грубы, не спешили выполнять распоряжения леди Фрайерс, не проветривали ее комнаты и постель. Чтобы добиться горячей воды, когда Эмбер хотела принять ванну, ей приходилось спорить и ругаться. Нерасторопная Люси, которая раньше, казалось, хорошо относилась к новой хозяйке, теперь боялась сделать лишний шаг без разрешения мисс Робертс. Вместо горячей ванной, Эмбер частенько приходилось окунаться в еле теплую воду, а иногда, наоборот, ей наливали кипяток. Спорить и жаловаться было без толку. Да и кому? Фредерик был в Лондоне. В письмах он обещал строго поговорить с мисс Робертс и остальной прислугой, но для этого ему нужно было приехать в Карлайл-Холл, а столичные дела не отпускали его. Эмбер огорчалась, но была счастлива тому, что носила под сердцем ребенка от своего любимого Фредди. В письмах он писал, что тоже несказанно рад скорому появлению малыша, и обещал вернуться как можно скорее.

А пока его не было, единственным человеком, который казался искренним по отношению к Эмбер, был дворецкий, мистер Гудвайз. Но к величайшему сожалению Эмбер, даже он не мог усмирить мисс Робертс, которая взяла все бразды управления домом в свои цепкие руки.

Утешение в своем одиночестве Эмбер нашла в рисовании. В облюбованной ею гостиной на втором этаже в шкафу она обнаружила старый альбом, где были изображены простенькие рисунки и описания к ним, и пару графитовых карандашей. Она начала рисовать, сначала со страхом, потом все более и более уверенно ее пальцы, сжимавшие палочку графита, которую она обматывала в тонкую тряпицу, выводили листья, бабочек, цветы. Вскоре Эмбер уже не нужно было подглядывать в старый альбом, чтобы посмотреть, как передать то или иное изображение. У нее проснулся талант.

Она написала Фредерику, прося его прислать ей краски и холсты, чтобы удивить возлюбленного, Эмбер приложила к письму его портрет, который она рисовала по памяти.

В самом начале сентября Фредерик не просто прислал все необходимое для рисования – он приехал сам.

Эмбер прижималась к любимому, не веря, что наконец-то он здесь. Она располнела – до родов оставалось всего три месяца.

– Я стала ужасно неуклюжа, – сетовала Эмбер, краснея. – Похожа на гусыню и хожу, переваливаясь с лапы на лапу.

– Ты прекрасна, – смеясь отвечал Фредерик. – Беременность тебя украшает.

Они сидели в гостиной, и Фредерик нежно поглаживал ее округлившийся живот. Раздался стук в дверь, и в комнату вплыла мисс Робертс, за которой следовала Люси с подносом.

– Ваш чай, милорд, – присела в реверансе экономка. Эмбер поймала ее недовольный взгляд, который остановился на руке Фредерика, все еще покоящейся на животе Эмбер. Лицо мисс Робертс перекосило ненавистью, и девушка вздрогнула.

– Спасибо, мисс Робертс.

Люси тем временем переставила чашки с подноса на стол. Мисс Робертс разлила дымящийся напиток, подала одну чашку Фредерику, а вторую поставила перед Эмбер, демонстративно проигнорировав руки Эмбер, которые она вытянула, чтобы взять прибор.

– Мисс Робертс, – сказал Фредерик, – я как раз собирался переговорить с вами и мистером Гудвайзом.

– Да, милорд, – в голосе экономки прозвучал вопрос.

– В конце ноября родится ребенок. Пора обустроить детскую.

– Да, милорд, – на этот раз голос мисс Робертс наполнился нотками раздражения, но, казалось, их уловила только Эмбер. Фредерик, как и прежде, добродушно улыбался.

– И еще нужно будет найти кормилицу до того, как малыш появится на свет.

– Нет, – вскрикнула Эмбер.

Фредерик и мисс Робертс одновременно повернулись к ней и посмотрели на девушку удивленно.

– Я сама буду кормить своего малыша.

– Дорогая…

– Благородным леди следует нанимать кормилицу, – в устах мисс Робертс выражение «благородная леди» прозвучало как издевка, но Эмбер пропустила колкость мимо ушей.

– Фредди, милый, я буду кормить нашего малыша сама, – настойчиво повторила Эмбер.

– Ты уверена?

Эмбер кивнула, и Фредерик не стал настаивать.

– Как будет угодно леди Фрайерс. – С этими словами мисс Робертс удалилась, а Эмбер все еще слышался сарказм, с которым экономка обращалась к ней.

Фредерик взглянул на Эмбер и заметил, что она сидит, нахмурившись.

– В чем дело, любовь моя?

– Эта мисс Робертс, она терпеть меня не может, – вздохнула Эмбер.

– Ничего подобного, просто она женщина старой закалки и строгих порядков, – улыбнулся Фредерик. – Зато она отлично управляется с делами в доме и держит слуг в узде.

– Неужели ты не замечаешь, как она смотрит на меня? – с грустью спросила Эмбер. – Мисс Робертс до сих пор не может принять тот факт, что я стала твоей женой, стала леди Фрайерс. Ей ненавистна сама мысль прислуживать бывшей актрисе.

– Ты преувеличиваешь, – возразил Фредерик. – Она ни разу не посмела отозваться о тебе плохо. Она уважает тебя. К тому же мисс Робертс всю жизнь прослужила в Карлайл-Холле. Она предана моей семье всей душой.

Фредерик обнял Эмбер и поцеловал в губы. Она тут же забыла про мисс Робертс и все то, что так тревожило ее в отсутствие мужа. Слава богу, Фредерик вернулся и в этот раз вернулся надолго.

В одной из комнат восточного крыла на втором этаже, где были спальня и гостиная Эмбер, она обустроила мастерскую. Фредерик привез ей множество холстов, разнообразные краски, несколько дюжин кисточек и даже мольберт. Эмбер вставала рано и уже до завтрака шла в мастерскую, разводила на палитре краски и писала. Удивительно, но у нее получалось почти все. Будто данный от рождения дар дремал в ее руках все эти годы, но стоило пальцам коснуться кисти, а глазам уловить игру света и тени, как на холсте появлялись очертания мыса и прибрежных валунов, волны и берег, простиравшийся под окнами Карлайл-Холла.

Обычно она писала час-другой до того, как проснется Фредерик, потом они вместе завтракали, гуляли по парку или спускались на пляж. После четырехчасового чая Фредерик частенько уезжал в Хейл или на конную прогулку, а Эмбер снова бралась за кисти. Ей почему-то было страшно не успеть изобразить все, что ей хотелось. Почему-то казалось, что ее время истекает, просачивается, как песчинки, сквозь тонкое горлышко песочных часов. Фредерик смеялся над ней и объяснял это нервозностью перед первыми родами, а Эмбер успокаивала себя, веря, что ее Фредди, конечно же, прав.

Просторную детскую устроили рядом с мастерской. Комнату оклеили яркими, но не слишком броскими обоями, заполнили ее игрушками, поставили люльку в одной из маленьких внутренних комнаток, а во второй, побольше, – детскую кроватку. Эмбер сама сшила наволочки и одеялко для малыша, вышила красивые подушки. Мисс