Теперь перед парторгом встала задача дополнить расплывчатые сведения конкретной информацией – фамилия, имя, отчество и т. д. Для решения этой задачи парторг сам, лично, пошел в столовую на завтрак и женщину, соответствующую описанию, вычислил сразу: не заметить ее было нельзя, поскольку она показалась парторгу привлекательной до невозможности.

Парторг подошел к командиру отряда, спросил про нее и попросил прислать ее для разговора. Он сказал, что хочет расспросить ее по поводу слухов, которые ходят по деревне. Командир отряда пошел навстречу.

После завтрака к Иевлевой подошел руководитель университетской группы – или как это точно называлось – командир отряда – и сообщил ей, что по просьбе местных властей Иевлева сегодня освобождается от работы в поле, ее просят прийти в контору – вызывает секретарь парторганизации совхоза Егор Ильич Стрекалов. Со своей стороны командир отряда просил Иевлеву оказать всяческую помощь партийной организации совхоза, но на вопрос о причине вызова «поконкретнее» ответил, что она ему совершенно неизвестна. Однако он спросил, нет ли, по ее мнению, какой-то связи между скандалом, который устроила два дня назад в общежитии жена участкового с вызовом парторга. Иевлева сказала, что комментировать скандал она считает ниже своего достоинства и, пока причина вызова ей неизвестна, она тем более не может ответить на этот вопрос.

Итак, сотрудники университета погрузились в автобус, остановившийся напротив столовой, и отбыли в направлении полей, на которых созрели арбузы. А Иевлева зашла в общежитие, переоделась в платье, предназначенное не для полевых работ, поправила макияж, взяла сумочку с кошельком на случай посещения магазина-сельпо и отправилась в контору.

Парторг встретил Иевлеву со всей любезностью, свойственной партийному работнику. Разговор он начал по-светски с темы погоды и перспектив урожая. Потом посерьезнел. Сказал, что ему стало известно, что от Иевлевой можно получить очень важную, касающуюся партийной организации совхоза информацию по ходящим по деревне слухам и явлениям, которыми эти слухи вызываются.

Иевлева вспыхнула и спросила, откуда взялась информация, какое она, Иевлева, имеет отношение к слухам. Парторг сказал, что такая информация имеется. Тогда Иевлева предложила обратиться к источнику этой информации и все выяснить, поскольку этот источник, по-видимому, все об Иевлевой знает. Тогда парторг предложил не горячиться, а прямо ему рассказать, что ей известно о том, что происходит по ночам в совхозе, о появлениях человека, которого считают умершим, и о других явлениях, дающих пищу слухам с нехорошим мистическим душком. Иевлева сказала, что по ночам она, как правило, спит и вряд ли партийную организацию может интересовать, какие ей снятся сны.

Тогда парторг сказал, чтоб Иевлева «перестала», а на вопрос, что надо «перестать», сказал, что надо перестать «вот это вот». Сказал, что ему известно намного больше, чем она думает, и, если она не захочет как патриот и советский человек оказывать содействие партийным органам, это будет иметь серьезные отрицательные последствия для ее научной карьеры, а также скажется на ситуации получения жилья и может вообще отразиться на ее трудоустройстве. Он сказал, что партийные органы всячески поощряют работу молодых ученых, но если в благодарность за это они сталкиваются с упрямством и нежеланием идти навстречу, то и партийные органы не пойдут навстречу, когда придет что до чего. Тогда Иевлева попросила задать конкретные вопросы. И на все конкретные вопросы ответила: нет, не знаю, не видела.

Тогда парторг сказал, чтоб она перестала валять дурака и не считала себя умнее партийных органов, что местные жители видели ее ночью с мужчиной и что он отлично знает, кто этот мужчина. Тогда Иевлева спросила, что это за местные жители.

– Ну, например, участковый, – сказал парторг.

– Так это он вам сказал? – удивилась Иевлева.

– Да, он, – подтвердил парторг.

– И что же он вам рассказал? – вспыхнула Иевлева.

– Здесь я вопросы задаю! – нажал парторг. – Вы прекрасно понимаете, что этот мужчина представляет опасность для населения совхоза, что предотвращение этой опасности является долгом партийной организации и органов милиции. Вы – образованная женщина и должны понимать, что опасности подвергаются дети, подростки, старики и старухи.

При слове «старухи» Иевлева еле заметно улыбнулась, как если бы хотела сказать, что не следует преувеличивать опасность, которой подвергаются старухи.

– Ну хорошо, – сказала Иевлева, – я скажу вам, что мне известно. Человека, о котором вы спрашиваете, я действительно встречала. Я не могу подтвердить факт его воскрешения из могилы, потому что я при этом не присутствовала. На вид он такой же нормальный человек, как и мы с вами. Я никогда не видела, как он пьет кровь. И ничего сверхъестественного в его поведении не заметила. Конечно, есть определенные странности – то, что он появляется только по ночам. Но, согласитесь, что и у других жителей деревни, как и города, очень много странностей. И слухи, которые возникают на этой почве, очень сильно преувеличены.

Тогда парторг сказал, что он рассчитывает на искренность, свойственную советским людям, что партия – это ум, честь и совесть эпохи и что перед партией нужно быть полностью откровенным, а нельзя быть откровенным только наполовину. И он просит Иевлеву ответить на вопрос, состоят ли они в интимной связи, как давно и как часто. И он просит ее рассказать об этом с максимальным количеством подробностей: когда познакомились, как и когда это было в первый раз и не заметила ли она, как женщина, каких-то странностей в его поведении и «я извиняюсь, в физическом устройстве».

По мере того как парторг формулировал эти вопросы, Иевлева заметила, что дыхание его участилось, лоб покрылся испариной, а глаза сделались влажными, и поэтому, когда речь дошла до «физических особенностей», Иевлевой овладело характерное для женщины отвращение. Она сама удивилась своей реакции. Отвращение не вызвало у нее естественного в подобной ситуации приступа агрессии. Ей было противно, конечно, но и как-то скучно. Без особых эмоций. Та часть ее природы, которая стала теперь природой ночного существа, делала нанесенную ей обиду настолько мелкой, незначительной, что Иевлевой было просто смешно все это слушать. Она спросила тихо, почти шепотом:

– Вам его член описать? Вам интересно?

Парторг ожидал всего, чего угодно, только не этого. Он опешил. Иевлева же продолжала:

– Какие именно особенности вас интересуют? Уточните ваш вопрос.

Парторг ничего уточнить не мог. Он погибал от смущения. «Что я тут нагородил?» – думал он. Он ведь понимал, что Иевлева явно «не его поля ягода». «Не для тебя цвету», – непонятно откуда всплыли в его мозгу слова, и парторг впал в тоску.

Иевлева между тем продолжала:

– А вы понимаете, что будет, если я ему расскажу про наш разговор? Вот вы меня пугали партийными последствиями. А стоит мне только слово сказать, вы же понимаете, он не будет действовать по партийной линии. Но вы, конечно, можете на него в райком партии пожаловаться – это ваше право.