настиг меня, когда я услышал о смерти Джиллиан, наконец, поутих, и все, о чем я мог думать, был он — Алекс. Мой сын. Мой гребаный, мать вашу, шестилетний сын. У Лэндона не было его фотографии, он смог сказать мне только его имя. Я не мог представить, на кого он был похож. Был ли у него мой цвет волос? Ее глаза? Было ли ему известно о моем существовании? Скорее всего, он тосковал по матери и мужчине, который, по меньшей мере, исполнял в его жизни роль отца на протяжении долгого времени, и велика вероятность, что он мог ненавидеть меня за произошедшее. Если он не знал обо мне, ну… Я даже не представлял, как вообще собирался объяснить ему все.

Я также не мог представить, как объяснить Рейн то, как собирался вернуть его.

Она будет вне себя от страха.

При всем при том, что я рассказывал о своем прошлом и о людях в нем, она не смогла бы понять, что у меня не было ни единого гребаного варианта избежать боя. Она бы, вероятнее всего, захотела, чтобы мы пустились в бега, но мне предстояло убедить ее, что нет такого места, где мы могли бы спрятаться от них. И если я убегу, то никогда не смогу найти своего сына.

Вся эта ситуация была настолько бредовой и помогла осознать, что все дерьмо, которое преследовало меня до этого, было лишь гребаным кремовым тортом ко дню рождения по сравнению с нынешним гребаным хаосом. И чертовой кондитерской посыпкой поверх торта был надоедливый голос Лэндона, который продолжал греметь в моей голове:

«Когда все складывается против тебя, и на горизонте нет никакого чертового выхода, ты просто не можешь потерять ориентир. Настанет время, когда тебе придется найти эту опору внутри себя — ту, которая не знает такого понятия, как «сдаться» — и, бл*дь, намертво приковать себя к ней, ты понимаешь меня? Если ты не сделаешь этого, то проиграешь, мой мальчик».

Удивительно, но эти слова, в свое время сказанные Лэндоном, успокоили меня. Я глубоко вдохнул и опустил руки на колени.

Мне необходимо было оценить происходящее. Найти опору внутри себя и уцепиться за нее. Когда я найду ее, то буду в состоянии выполнить необходимые задачи, которые помогли бы вытащить нас из этого дерьма.

Необходимо все разложить по полочкам. Первое: я надрался.

Рейн была зла, и мне предстояло объяснить, как это все произошло. У меня был вариант сослаться, что это ужасное дерьмо произошло вследствие той ночи, того, мать его, катастрофического ужина, когда я слетел с катушек и послал всех на х*й, возможно, про который она уже и забыла, но что-то говорило мне, что ее кратковременная память была намного лучше моих хреновых отмазок. Другой вариант был просто пообещать ей, что такого больше не произойдет и многократно извиниться за содеянное.

По крайней мере, я мог отлично справиться с этим. Отчасти я даже гордился разработанным планом, поэтому поднялся на ноги и стряхнул с задницы песчинки, прежде чем направился медленным бегом в обратном направлении.

Предположение, что Рейн не соберет вещи и не укажет мне на дверь на этом этапе, привело меня к следующему пункту — моему сыну. Она знала о нем еще с тех пор, как мы дрейфовали на спасательном плоту. Когда ты находишься в ситуации, из которой, думаешь, нет спасения, нет причины что-то утаивать друг от друга. Я рассказал ей каждую омерзительную деталь моей прошлой жизни, в том числе и про беременность бывшей подружки. Но также быстро забыл об этом, потому что воспоминания причиняли мне нестерпимую боль.

Теперь это все было реально, и отмахнуться от проблемы в данный момент не представлялось возможным. Мне придется разбираться с этим. Был только один единственный способ, который помог бы мне столкнуться с этим всем лицом к лицу, только если Рейн будет рядом. Если она не останется со мной, то нет смысла решать проблему. Если она будет рядом со мной, то и с моим сыном тоже.

И теперь самое главное: мне предстоял еще один бой на смерть.

Как ни странно, бой сам по себе не был моей самой главной проблемой. Да, с одной стороны, я прекрасно осознавал, что это будет невероятно опасно — всегда было таковым — но не страх смерти вызывал у меня смятение. Нет, меня больше всего волновало, что произойдет после того, как бой будет окончен. Когда я буду возвышаться над последним бездыханным телом, что потребует Фрэнкс дальше в обмен на безопасность Рейн и Алекса?

Все, что угодно, потому что он был бессердечным ублюдком.

У меня были сомнения, что Лэндон верил в то, что сказал мне, но я знал наверняка, что он не даст мне уйти так легко. Я свидетельствовал против него, и моему поступку не было прощения. Фрэнкс использовал это против меня и всегда будет точить зуб на меня. И он определенно захочет большего, когда придет время, ведь ему прекрасно известно, как достичь этого. Был только один способ остановить этот замкнутый круг.

Я должен убить Джозефа Фрэнкса.

Это не будет простой задачей. Такая важная шишка никогда не ходит без своей охраны. Даже если мне удастся каким-то образом сделать это, что маловероятно, был еще один человек, который не позволил бы случившемуся остаться безнаказанным — Лэндон Старк.

Мне придется убить Лэндона.

Мои шаги замедлились от этой мысли. Несмотря на то, что много раз я желал ему смерти, теперь я серьезно размышлял над тем, чтобы убить его своими руками, и это было другим. Несмотря на все, что произошло в прошлом, и все, что происходит сейчас, я не держал на него зла. Прекрасно понимал, что он делает только то, что ему говорят. Это было частью его жизни, и он так же увяз в этом дерьме, как и я.

Возможно, у Фрэнкса было что-то на Лэндона?

Я не знал. Насколько мне было известно, у Лэндона не было семьи, никакой привязанности, которую можно было использовать против него, кроме отчаянной верности преступной организации Фрэнкса и преданности бойцам, которых он тренировал.

Но мне было необходимо вернуться к более насущной проблеме: как это все объяснить Рейн. Она не просто разозлится, ее бросит в дрожь только от одной мысли об этом. Она знала, с какими людьми я общался, так как ее отец был копом, но никогда особо не вдавалась в это. Рейн гордилась тем, насколько хорошим, добропорядочным человеком была. Она ненавидела