Сначала налетели пикирующие паровозы – аж целых три! – и отбомбились по барже, изображающей из себя вражеский броненосец. Потом, когда баржа утонула, зрители любовались двумя кусками пятидесятимиллиметрового броневого листа – точнее, тем, что от них осталось после попадания авиабомбы, сброшенной с километровой высоты. Два попадания – это был результат почти месячной работы двух «мошек», в среднем делавших по вылету в день каждая. Причем кусок железа, имитирующий бронепалубу, лежал на земле. Если бы он на чем-нибудь плавал, могли бы и вовсе ни разу не попасть. Но выглядело все очень убедительно. Самолеты прилетают и пикируют на цель? Еще как, аж с душераздирающим воем! Кидают бомбы и попадают примерно в двух случаях из трех. А вот результаты попадания бомб в бронепалубу – любуйтесь.

Потом на позицию вышла так называемая «первая дивизия подплава», то есть все пять имеющихся в наличии лодок типа «Кета». И веером выпустили по мишени десять торпед. Вообще-то в мишень, стоящую в двух с небольшим километрах от лодок, попасть можно только случайно, причем с мизерной вероятностью, так я на это и не надеялся. И правильно – ясное дело, не попал никто. Из тех, кого мы демонстрировали. Ну, а то, что в трехстах метрах от мишени с раннего утра лежала на дне «Малютка», заранее сориентированная носом точно в мишень, не афишировалось. Звук под водой распространяется гораздо лучше, чем в воздухе, и если, например, постучать в рельсу, то слышно это будет за несколько километров даже сквозь корпус лодки. Вот им с берега и постучали условным стуком – пускайте, мол! Пора.

Наблюдатели на мишени услышали удар в днище, а потом у борта из-под воды всплыло облако рыжей краски – есть попадание! Ну а «Малютка» чуть подвсплыла и, не выпуская перископа, отошла километров на пять мористее. Там она перешла в надводное положение и кружным путем вернулась в Кронштадт.

– Ваши самодвижущиеся мины могут пройти десять кабельтовых? – удивился Фишер.

– Даже одиннадцать, – скромно подтвердил я. – Это новейшая разработка, однако она уже запущена в серию.

Сказанное являлось чистой правдой. Парогазовые торпеды у нас пока не получались, но была запущена в производство промежуточная модель – с предварительным подогревом сжатого воздуха. Она могла пройти две с небольшим тысячи метров со скоростью сорок километров в час. Правда, попасть даже в крупный корабль с такого расстояния было довольно проблематично, поэтому в наставлении рекомендовалась дистанция не более восьми кабельтовых, то есть полутора километров. Но ведь меня об этом никто не спрашивал!

Тем временем лодки, отстрелявшись, начали отход, то есть развернулись и потихоньку двинулись к берегу. Быстрее пятнадцати километров в час они двигаться не могли.

– Это оружие для самоубийц, – заметил Фишер. – В реальном бою их давно бы расстреляли, с такой-то скоростью.

– Она не помешает лодкам незаметно подобраться к вражескому кораблю и поразить его, – возразил я. – Ну а потом, когда их обнаружат… не знаю, как у вас, а в русском флоте всегда хватало героев, готовых отдать жизнь за веру, царя и отечество. Хватает их и сейчас.

Ито кивнул. Ну да, у японцев-то камикадзе точно найдутся, причем настоящие! И, значит, маркиз вполне может поверить, что мы действительно будем массово применять в грядущей войне такие лодки.

– Да, – вздохнул Фишер, – размен нескольких копеечных посудин, в каждой из которых всего четыре человека экипажа, на один даже легкий крейсер выглядит экономически оправданным. А почему вы не снабдили эти лодки аккумуляторами и моторами для подводного хода?

– Потому что тогда они станут не копеечными, а весьма дорогими. И экипаж им потребуется не четыре человека, а как минимум двадцать.

– Возможно… но это оружие может использоваться только вблизи базы флота. Какая у них предельная дальность?

– Сто морских миль. Оборона баз – это тоже важно, но даже обычный крейсер второго ранга может взять на борт три-четыре такие лодки, а специально подготовленный транспорт – до двадцати. Так что их можно использовать и в открытом море, причем не только Балтийском.

Ито снова кивнул. Он, кажется, уже понял, что весь этот цирк демонстрируется в основном ему, а англичане с французами тут так, для массовки.

– Разумеется, конструкция лодок позволяет перевозить их на обычных двухосных железнодорожных платформах, и они могут быстро оказаться на любом опасном направлении, – продолжил я (естественно, тоже для японцев). – Сейчас отрабатывается взаимодействие авиации с подводными силами. Первыми налетают самолеты, и их атака позволит подводным лодкам незаметно подойти на дистанцию уверенного поражения самодвижущимися минами. У современных кораблей нет оружия, позволяющего обороняться от самолетов, так что они смогут нападать безбоязненно.

– Мы уже выпускаем пушки, предназначенные для стрельбы по воздушным целям, – встрял один из французов.

– По дирижаблям, да и то летящим днем и не очень высоко. А вы попробуйте попасть из своей пушки по самолету!

– Но их совершенствование продолжается! – не унимался француз.

– Наших самолетов – тоже. В частности, сейчас изучается возможность защитить броней наиболее ответственные узлы и экипаж. От прямого попадания снаряда она, естественно, не спасет, но оно крайне маловероятно. А вот защита от осколков вполне реальна.

– Скажите, а отчего у этих ваших самолетов толкающие винты, как у дельтапланов? Там-то понятно, тянущий просто негде расположить, однако у первого аэроплана господина Можайского, который вы, ваше величество, лично подняли в воздух, винты были именно тянущие, – вопросил майор из свиты Фишера.

– Хоть это и уменьшает устойчивость аппарата на курсе, однако сбрасываемая бомба не может оказаться в потоке, возмущенном винтом, что заметно повышает точность бомбометания, – ответил очевидной ахинеей я. Впрочем, это она для меня очевидная, англичанин же достал блокнотик и что-то в нем записал.

– А теперь, господа, – снова привлек я внимание зрителей, – посмотрите на летное поле. Там стоят четыре самолета, а участвовали в бомбометании только три. Это не ошибка и не неисправность, четвертый самолет не боевой, а учебный двухместный. Предлагаю желающим совершить полет, дабы лично убедиться в возможностях нового вида боевой техники. Итак, кто первый?

Такового почему-то не обнаружилось. Равно как и второго, третьего и так далее. Ни один человек из трех делегаций не рвался в небо, однако Ито повернулся к одному из своих сопровождающих, и тот сделал шаг вперед.

– Рейтенант императорского фрота Хидэки Аояма. Позворьте мне, ваше веричество!

С такой траурной физиономией только харакири делать, подумал я и кивнул:

– С богом, лейтенант.

Вскоре мы наблюдали с земли за пилотажем «М-2У». Разумеется, таким, который был по силам этому самолету, – горки, пологие пикирования, крутые виражи. Ни бочки, ни штопора, ни мертвой петли не делалось, больно уж это была опасная машина для выполнения таких фигур.