Шайна погасила свечу и в полной темноте откинулась на подушки. Габриель еще не вернулся из Вильямсбурга. Голова Шайны раскалывалась от мыслей – сложных, противоречивых. Она боялась за Габриеля – ведь, поехав в Вильямсбург, он подвергал себя опасности. Там его в любой момент могли узнать, схватить, заковать в кандалы. А может, он почувствовал опасность и бежал в Фокс-Медоу? Но тогда она никогда больше не увидит его. Эта мысль страшила Шайну еще больше, чем предстоящий разговор, когда он узнает о ее помолвке с Йеном.

Обуреваемая тяжелыми мыслями, Шайна беспокойно ворочалась в своей постели. Сон никак не шел к ней.

Задремала она неожиданно, измученная беспокойными мыслями. Задремала, но вскоре вынырнула из забытья – ее обожгла мысль о том, что она помолвлена с Йеном. Совсем недавно это не могло присниться ей даже в страшном сне. И как все совпадало с теми планами, которые вынашивала ее тетушка!

Шайна открыла глаза и тревожно осмотрелась. В комнате было темно. Во всем доме стояла ночная тишина. Судя по всему, час был уже поздний. Но что же насторожило ее, что так резко вырвало из дремы? Вокруг не было ни шороха, ни огонька.

Сев в постели, Шайна провела рукой по глазам, отгоняя последние остатки сна. Мысли ее немедленно вернулись к Габриелю. Вернулся ли он? Если да, то успел ли уже узнать последние новости? Если он встретил тетушку Франческу, то можно не сомневаться – ему уже все известно. Кто-кто, а тетушка не станет ни секунды медлить с такой новостью! Но, может, он так и не вернулся? Шайна вздохнула. А может, и вернулся, и узнал, но не хочет встречаться с нею?

Как славно было бы, если бы все обстояло именно так! Все равно уже ничего нельзя исправить! Ведь Шайна не может рассказать ему о том, как Йен шантажировал ее. Нет, не может: это же была сделка, где на кону стояла жизнь Габриеля. Если только он останется в стороне, подальше от Шайны до того момента, когда они с Йеном уедут…

Она вздрогнула, услышав щелчок замка на входной двери. Чего она испугалась? Она и сама этого не знала. Но если бы ее спросили, чего она сейчас боится больше – прихода Габриеля и предстоящего трудного разговора с ним или прихода Йена, который предъявит на нее свои права будущего супруга, – Шайна затруднилась бы ответить.

В дверном проеме появилась мужская фигура, и даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что это – Габриель. Шайна ощутила холодок под сердцем. Он все-таки решил не избегать ее и не откладывать надолго неприятное, трудное объяснение. Ну что ж! Чему быть – того не миновать!

– Шайна? – едва слышно позвал он, нарушив тяжелую, гнетущую тишину, окутавшую спальню.

– Я не сплю, – откликнулась она.

Габриель приблизился, уверенно двигаясь в темноте легкими, неслышными шагами, и присел на краешек постели.

– Что это за ерунда насчет тебя и Лейтона? – безо всяких предисловий поинтересовался он.

– Это не ерунда, – ответила Шайна. – Вчера ночью Йен сделал мне предложение, и я приняла его.

– Сделал предложение? Да когда же он успел? Ты же вчера ушла в спальню сразу по возвращении из Брамблвуда!

Щеки Шайны вспыхнули.

– Он приходил сюда. Поздно ночью.

– И давно у него появилась эта привычка – являться в твою спальню среди ночи? – напряженно спросил Габриель.

– Габриель, прошу тебя, – прошептала Шайна. – Я выхожу за него замуж. Это решено. И оставь меня в покое.

Упруго, по-кошачьи, Габриель вскочил на ноги.

– И давно это у вас? – злобно спросил он. – Или ты крутишь с этим ублюдком с самого начала?

Спазм сжал горло Шайны. Она почувствовала, как что-то кружится, звенит у нее в голове.

– Я люблю его, – солгала Шайна, благодаря бога за то, что в комнате царит мрак и Габриель не может увидеть ее лица.

– Дьявол тебя раздери! – прорычал Габриель.

– Послушай… – дрожащим голосом прошептала Шайна.

– Тебе известно, где я сегодня был? – оборвал он ее.

– Ребекка сказала, что ты уехал в Вильямсбург.

– Точно так. Я ездил в Братонскую церковь. Ну, ты знаешь – леди Клермонт выбрала именно эту церковь для венчания. Так вот, я ездил для того, чтобы предупредить священника: свадьбы не будет!

– Ты сказал ему… – Шайна похолодела.

– Да, да, – подтвердил Габриель. – И хотел сказать об этом и Ребекке – сегодня же! – но она ушла к себе раньше, чем я вернулся. А не успел я перешагнуть порог, как леди Клермонт ошарашила меня новостями о тебе и Лейтоне.

– Ну а теперь ваша свадьба с Ребеккой все-таки состоится? – не удержалась Шайна.

– Как ты можешь так обо мне думать? – возразил он. – Я не люблю Ребекку. Ты же знаешь. И никогда не любил. Просто я видел, что нравлюсь ей. Знал, что она будет заботиться обо мне. Станет мне хорошей женой, доброй матерью для наших будущих детей. А любить – нет… Я всегда думал, что не способен кого-нибудь полюбить. По-настоящему. – Он взглянул в полумраке на Шайну. – Пока не встретил тебя.

– Не продолжай, – попросила Шайна, сглатывая подступившие слезы.

– Не выходи замуж за Лейтона, – просто сказал Габриель. – Не делай ошибки.

– Я выйду за него, – возразила Шайна, страдая от того, что лишена возможности рассказать Габриелю всю правду.

Ах, если бы она могла объяснить ему, что выходит замуж за шантажиста, чтобы спасти жизнь любимого! Но нет, не могла, не имела она права сказать это!

– Мы поженимся через два дня, – продолжила она, – и немедленно уплывем в Англию. Сразу после свадьбы. И не вмешивайся в это дело, Габриель. Я очень тебя прошу – не вмешивайся и постарайся поскорее все забыть. И простить.

– Это что, угроза? – с вызовом спросил он.

– Это мое желание, – солгала она еще раз. – Я хочу выйти замуж за Йена. Если ты попытаешься мне помешать, тебя повесят за разбой как презренного пирата.

Глаза Габриеля злобно сверкнули. Все тело его задрожало от ярости и гнева.

– Будь ты проклята, гадючка! – закричал он. – Ну давай! Давай! Выходи за своего ненаглядного Лейтона и провались с ним вместе в преисподнюю! Будь проклята ты и весь род Клермонтов!

Словно ураган, Габриель рванулся к двери, не заботясь больше о тишине, сбивая, опрокидывая по дороге стулья. Ему было наплевать, что шум разбудит кого-нибудь в этом треклятом доме.

Обессиленная, сломленная, Шайна безвольно откинулась на подушки. Она плакала – громко, безудержно, и горячие слезы капали на подушки, расплываясь большими темными пятнами. Она плакала о себе и о Габриеле, о том, что могло быть между ними и чего никогда уже не будет. Она плакала и о Ребекке, чьим мечтам было суждено рассыпаться в прах. Она оплакивала свое будущее, которое так жестоко и безжалостно злой рок связал с человеком, которого она не любила, но должна была стать его женой.