Адриан ругнулся, выбежал из салона и жестом подозвал свободный экипаж. Он сунул извозчику пару ливров и стремительно прибыл в дом, снятый для Анжелики. Молодой человек взбежал на второй этаж и сразу увидел, что дело плохо. Багажа, тщательно собранного для невесты семьей Лавуазье, по сути, простейшего приданого, на месте не было.

— Где мадемуазель? — Он повернулся к испуганно вздрогнувшей гувернантке и понял, что невольно перешел на крик. — Извини. Где она?

— Сказала, что съезжает.

— Куда?!

Гувернантка сжалась. Она очень дорожила этой работой, с которой ей необыкновенно повезло.

— Простите меня, мсье. Мадемуазель этого не сказала.

Адриан вспомнил, что не видел своего экипажа у парадного, прикусил губу и спросил:

— Она уехала в моем экипаже?

— Нет, мсье. — Гувернантка, готовая расплакаться, шмыгнула носом. — Экипаж она сразу отослала к салону мадам Ролан — для вас. А сама ушла пешком.

— Пешком? — изумился Адриан. — И куда же она пошла?

— Туда. — Гувернантка ткнула пальцем.

Адриан стремительно подошел к окну и отдернул штору. Там, на фоне чернеющего колодца внутреннего двора, виднелось яркое светлое пятно — проход на соседнюю улицу.

— Но почему?

Гувернантка виновато опустила голову и сказала:

— Простите меня, мсье, но мне кажется, что она боялась случайно встретиться с вами. Мадмуазель оставила вам записку.

— Где?!

— Да вот же, на столе.

Он схватил бумажный квадратик и поднес к подсвечнику.

«Спасибо. Простите, но я так не могу».

Адриан сокрушенно хлопнул себя по лбу.

«Я последний дурак!»

Пожалуй, предлагая ей этот единственно разумный выход, он следовал той же схеме, по которой работал с прожженными армейскими интендантами. Адриан объяснил ей суть ситуации, упомянул о степени риска и возможном бонусе в случае успеха. Ей просто нечего было возразить на эти железные доводы. Но стоило ему на мгновение выпустить ее из-под контроля, и Анжелика поступила так, как повелел ей ее женский бог.

Охотник злился — впервые за много лет. Согласившись принять под руководство агентуру Аббата, он был вынужден поменять привычную тактику и теперь проигрывал на каждом этапе. Агенты работали отлично, они изумительно быстро и точно сообщали ему обо всем, что происходит, но шли вслед за событиями, а потому просто опаздывали. Каждый раз!

Когда эти люди доложили ему, что невеста Адриана Матье найдена, она уже покинула салон мадам Ролан. Потом они доложили, что Анжелика покинула салон, а она уже бежала и из дома. Когда Охотник узнал об этом, ее уже и след простыл.

Сбил агентов с толку и экипаж Адриана, отосланный девчонкой обратно в салон. Они должны были блокировать дом со всех сторон, но вместо этого потратили драгоценные силы на слежку за экипажем, который оказался пустым.

Там, за шторкой окна на втором этаже, ясно виднелись две тени: Адриана Матье и его гувернантки. Адриан в бешенстве размахивал руками, гувернантка оправдывалась. Все указывало на то, что жених и понятия не имеет, куда направилась его невеста.

Лелея беспочвенные надежды возвратить хоть что-то из прошлого, Анжелика могла попытаться вернуться на Мартинику. На этом пути разыскать ее было довольно просто.

А если не на Мартинику, то Анжелика могла оказаться где угодно.

Аббат едва удержался. Желание застрелить Охотника прямо сейчас и здесь, в кабинете, было нестерпимым. Однако он выслушал его до конца и признал, что во всем виноват сам. Охотник и впрямь имел собственный почерк работы. Его манеру не следовало смешивать с обычным сыском. Варенье и луковый суп сочетать, конечно, можно, однако результат будет именно таким.

Аббат кивнул, разрешил Охотнику действовать самостоятельно и назначил руководить агентами нормального человека, бывшего офицера жандармерии. Портрет Анжелики Беро, набросанный со слов лакея мадам Ролан, у них был, остальное — вопрос времени. То, чем предположительно обладала Анжелика, не могло не всплыть.

Тем временем революция вошла в следующую фазу. Уже в конце октября правительство было вынуждено вбросить очередную порцию ассигнатов — четыреста миллионов, а в конце ноября — еще шестьсот. Армии остро не хватало ресурсов.

Ясно, что долг правительства перед гражданами вырос, но дело того стоило. Дюмурье вошел в Бельгию, и вскоре устье голландской реки Шельда стало французским. Новая революционная армия, полная простонародья, училась побеждать.

Победы французской армии — это вообще было самое важное на сегодняшний момент. Депутаты, почти каждый из которых имел с войны какой-то барыш на поставках или на скупке аннексированного добра, вошли во вкус и открыто объявили, что Франция предоставит братскую помощь каждому народу, который пожелает восстановить свою свободу.

К 19 ноября созрел и декрет о содействии пропаганде войны. Французские революционеры рекомендовали народам Европы уничтожить старые режимы, отменить феодальные права и отобрать у церкви все ее имущество. Комиссары уже готовились принять руководство над братскими землями, конфисковать все, что было закуплено по феодальным правилам. Они стремились хоть сколько-нибудь поддержать бумажные ассигнаты Франции церковным золотом освобожденных стран. Министр финансов Камбон объявил об этом бельгийским патриотам прямым текстом.

Вопрос был не пустой. Нищая, голодная провинция бунтовала. Восстал Тур, требующий от конвента умерить налоговые аппетиты, хлебные бунты потрясали Бос и Шартр. Было похоже на то, что вскоре вся Франция скажет «Хватит!».

Это было именно то, что надо. Буржуа, измерявшие все деньгами, не видели выхода из назревающего тупика. Его перекрывал Аббат. Его люди энергично и уже довольно давно сеяли идеи о твердой цене хотя бы на самые основные продукты. 19 ноября, синхронно с декретом о содействии войне, выборщики Сены и Уазы подали петицию об установлении твердой цены на хлеб.

Аббат улыбнулся. В конвенте так никто и не понял, что произошло. Там начался новый этап революционного брожения. Депутаты обсуждали, имеют ли они право судить короля. Вопрос был нешуточный. Людовик уже ничем не управлял. За это время депутаты порядком наворовали. В идеале следовало обвинить бывшего самодержца во всех, даже текущих финансовых провалах и как можно быстрее казнить его.

Между тем ключевым вопросом современности была вовсе не судьба короля и даже не ликвидация монархии как таковой, а твердые цены. Потому что лишь они действительно уравнивали всех, были последним этапом процесса перетирания французов в однородную массу, не крупнее мучной пылинки.

Первым делом Адриан опросил всех до единого извозчиков, работавших в этом районе Парижа. Оказалось, что никто из них девушки с вещами никуда не подвозил! Тогда Адриан обошел все пристани Сены, выяснил, кто из лодочников работал в ту ночь, и опросил каждого. Пусто!..