Мужские губы находят сосок. Прихватывает зубами, посасывает. А потом резко подхватывает под бедра и усаживает на себя, проникая медленно. Ловит мой взгляд, а я сама тянусь к нему губами. Целует в ответ. Начинает двигаться. Осторожно, словно дразня.

Притягиваю его за волосы к себе. Кусаю.

— Какая нетерпеливая, — шепчет мне в губы, целует в ответ. Ловит каждый мой стон, срывающийся от его движений.

И с каждым движением его во мне я хочу больше, ближе, теснее…

— Люблю, — словно в бреду произношу. — Люблю тебя, — голос срывается на шепот, а я теряюсь в нахлынувших острых ощущениях.

Я словно сквозь сон чувствую, как меня обтирают полотенцем. Потом снова его руки на моем теле. И постель. Мягкая подушка под головой, теплое одеяло и я проваливаюсь в крепкий и спокойный сон.

Просыпаюсь медленно, мягко выныривая из сна. Макар рядом. Гладит мои волосы. А мне так приятно, что не хочется это останавливать. Приоткрываю глаза, поймав его взгляд, внимательный, темный.

В комнате темно, лишь блики огня играют на потолке.

— Привет, — шепчу я.

— Привет, — отвечает хрипло. Уголок губ чуть дрогнул. — Ты как? — брови чуть нахмурены, а между ними пролегла морщинка.

Прислушиваюсь к себе.

— Кажется, лучше, чем сейчас, я никогда себя не чувствовала, — отвечаю чистую правду.

Усмехается, но ничего не говорит. А разглядывает меня так, словно впервые видит. Но я сама себя так чувствую, словно я другая.

Укладываю ладошку к нему на грудь. Чувствую, как ровно бьется его сильное сердце. Придвигаюсь ближе. И укладываю голову ему на грудь. Слушаю это размеренное и успокаивающее тук-тук, тук-тук. Макар обнимает меня. И от этого жеста становится еще теплее. Не хочу, чтобы это заканчивалось.

— Бес. Почему? — все же решаюсь заговорить. Мне хочется знать о нем все-все. Хочется отодвинуть все те проблемы, что над нами висят, и побыть чуточку счастливой. Именно сейчас. О потом я думать пока не хочу. А точнее, боюсь.

— Бессонов моя фамилия, — отвечает, когда я уже думала, что ответа мне не получить. — Бес это позывной.

— Красивая фамилия, — улыбаюсь. — А тот мужчина, он кто?

— Дан? — зарывается пятерней в мои волосы одной рукой. — Майор. Главный нашей спецгруппы.

— Дан, это такое имя?

— Угу, Данила его зовут.

— Значит, ты военный, — делаю вывод.

— Угу.

— А можно спросить? — не знаю, как задать вопрос, спрашиваю, словно пытаюсь прощупать, можно ли мне лезть к нему. Задираю голову, чтобы посмотреть на него.

— Я так понимаю, от допроса мне не отвертеться? — усмехается и целует в кончик носа.

Мои губы сами растягиваются в улыбке.

— Спрашивай, а то сейчас рванешь от распирающего тебя любопытства, — отвечает мягко.

— Та комната, — сглатываю, замечая, как его улыбка погасла. — Она чья?

— Сестры. Маши.

— Это про нее ты говорил тогда?

— Да.

— А молодой парень, что в рамке с черной лентой. Матвей, кажется.

— Брат. Матвей средний. Машка младшая.

Замолкает.

А мне становится неудобно и грустно, что заставила его вспомнить.

— Мат был упрямым. Хотел служить. Мать меня ругала, что подал пример брату. Что не мог выбрать профессию поспокойнее, не отговорил его. Вот и пошел за мной. Погиб три года назад. Машка полгода назад умерла от передозировки, — вдруг начал рассказывать.

— А родители где? Живы? Чей это дом?

— Это дом деда с бабкой. Их уж давно нет в живых. А родители живут в области.

Я перевариваю полученную информацию.

— Ты говорил про какую-то бабу Дусю, — припоминаю этот момент.

— Угу.

— Это кто?

— Бабка. Живет тут недалеко. За озером деревушка старая. С детства ее знаю. Она травница. Она тебя и вылечила. Я лишь просто был рядом, — его голос с каждым словом становится все тише и тише. И я понимаю, что он засыпает.

Поэтому устраиваюсь поудобнее у него под боком и, закинув на его бедро свою ногу, замираю.

— А собака чья? — спрашиваю, но ответа уже не слышу. Лишь его ровное дыхание у меня в волосах.

Как же хочется задержать этот момент и никуда не отпускать. В груди разливается щемящее чувство нежности. Закрываю глаза и под стук его сердца засыпаю.

Рената

Эти несколько дней я была самой счастливой. Очень не хотелось это все заканчивать. Очень! Я уже и домой не хотела. Чувствую себя здесь так уютно, что и не могу представить себе что-то другое. А от того, что нам придется расстаться, становилось невыносимо больно в груди. Даже не зная его мыслей и планов, я до последнего себя убеждаю, что так думаю не только я, но и Макар. Но неуверенность, которую я пытаюсь запрятать как можно глубже, заставляет сомневаться.

— А что потом? — спрашиваю я за ужином.

Макар сидит напротив, ковыряет вилкой в тарелке. Хмурит брови. Он о чем-то думает.

— Ты о чем? — поднимает на меня взгляд.

Желваки играют. Не знаю, он злится?

— Когда все это закончится, — продолжаю. Знаю, что выгляжу дурой. Но я хочу знать. — Что потом?

— Тебя вернут домой, к родителям, — отвечает, снова уткнувшись в тарелку.

— А как же… — не могу договорить, в горле перехватывает дыхание. — Как игрушку, вернут домой? Больше, значит, ничего не будет? — голос предательски дрожит.

— Рената, — откидывает вилку в сторону. — Я не знаю, что дальше. Впервые в жизни у меня нет плана, — пророкотал его голос. — Ты девочка из богатой семьи. Мне же тебе предложить нечего. Квартира без отделки в столице. Да тачка, — кивает в сторону окна, поднимается из-за стола. — Работа… у меня даже отпуска нет. Да и мне тридцать четыре, — добавляет уже тише. Поворачивается ко мне. — И я совсем не подарок. А ты молоденькая еще.

Слезы наворачиваются на глазах, застилая взгляд. Шмыгаю носом. Не понимаю, он сейчас серьезно?

— Мне ничего не надо, — смотрю на него, но почти не вижу. — Мне ничего от тебя не надо. Просто быть хочу с тобой, — кусаю щеку изнутри до боли, чтобы не разреветься. — Я люблю тебя, — признаюсь открыто.

— Тебе так кажется, — звучит строго.

Но почему у меня такое ощущение, что он себя уговаривает, а не меня?

Я же не жду от него в ответ признания. Но точно не это я хотела бы услышать.

И меня это выбешивает. Откидываю вилку и, проглотив вязкий ком, выхожу из-за стола и на пару шагов приближаюсь к нему.