котором случайно сохранилось лишь это глухое упоминание? Даже если это не выборные тысяцкие, а назначавшиеся, то и это очень интересно…» [Сахаров 1959: 215]. Думается все-таки, упоминание кашинских «тысяшников земских» свидетельствует не о «возникновении вновь» института тысяцких, а о его постепенном затухании в условиях повсеместного угасания общинно-вечевого строя.

Военная организация. В исторической литературе сложилось устойчивое мнение о феодальном характере военной организации Северо-Восточной Руси XIV–XV вв. Безусловно, это исходит из признания того, что таковым – феодальным – было и все общество. Так, Е. А. Разин писал, что «вооруженная организация великого Московского княжества была военной организацией господствующего класса феодалов-землевладельцев» [Разин 1957: 257].

В этой связи большое значение имеют работы А. Н. Кирпичникова, на большом археологическом и летописном материале показавшего ту роль, которую играло средневековое русское ополчение [Кирпичников 1976; 1985]. Обратимся и мы к источникам.

Обычная летописная формулировка, с которой начинается рассказ о затевавшейся военной операции, звучит так: тот или иной князь «собра воя многа» – с теми или иными синонимическими изменениями [ПСРЛ, т. XV: стб. 408 («поимъ воа многы»), 478; ПСРЛ, т. XV, вып. 1: стб. 72–73, 75 («собралъ былъ рать»), 78, 85, 89 («нача съвокупляти воя»), 104, 110 («собрав всю силу»), 118, 182 и др.]. Несмотря на всю свою краткость, эта формула вобрала в себя суть военной организации на Руси XIII–XV вв. Здесь два действующих лица: князь и «вои». Князь выступает, как и в прежнее время, главным военачальником. Вместе с ним непременно выступают ополченцы – «вои». Встречается и другое наименование ополчения – полк. «Вои» и «полк», по всей видимости, лексически взаимозаменяемы. Так, в 1316 г. «князь великий Михайло, поимъ воа многы, иде къ Новогороду… и многа пакость бысть полку его» [ПСРЛ, т. XV: стб. 408].

Как происходил сбор средневековых русских ратников-ополченцев? Летописи дают нам такую информацию. Во-первых, созыв ополчения осуществляет князь. Во-вторых, «вои» могли собираться со «своея отчины» [ПСРЛ, т. XV, вып 1: стб. 72–73, 78], «по всему княжению великому» [ПСРЛ, т. X V, вып 1: стб. 89, 104], с «русскых городов» и «от своих градов» [ПСРЛ, т. X V, вып 1: стб. 110], имеются и прочие указания на территориальную принадлежность [ПСРЛ, т. XV: стб. 409, 414].

А. Н. Кирпичников в этой связи отмечает, что в период зрелого Средневековья одним из главнейших принципов организации войска был территориальный. «Набор людей на военную службу осуществлялся по княжествам, вотчинам, городам. Воины подчинялись своим командирам, строились под местные знамена, носили, возможно, различные по цвету одежды или знаки отличия» [Кирпичников 1985: 232–233] (см. также: [Соловьев 1988, т. 3–4: 500]). На войны, будь это столкновения между русскими городами или с внешними врагами, князья выходили «коиждо ис своих градов съ своими полки, служачи великому князю», а самостоятельные князья просто «с своими полками» [ПСРЛ, т. XXVI: 122; Тихомиров 1955б: 18]. В московско-тверской войне 1375 г. принимали участие полки суздальские, ярославские, ростовские, серпуховско-боровский, кашинский, городецкий, стародубский, белозерский, моложский и т. д. Общая численность войска городов-земель составляла 22 отряда. Еще большее количество их собралось на Куликовом поле. По подсчетам А. Н. Кирпичникова, не менее 36 городов и областей послали свои войска на Дон. Чуть менее – 29 – было представлено в походе Дмитрия Ивановича на Новгород в 1386 г. [Кирпичников 1985: 238–240].

На территориальный принцип формирования войска указывает и обозначение полков: «Москвичи», «Дмитровци», «мужи Тверичи и Кашинци», а еще ранее – «Тферичи», «Волочане», «Новоторжьци», «Зубчане», «Роживичи» [ПСРЛ, т. XV: стб. 111, 367, 476, 478, 410; т. I: стб. 483].

Как видим, в XIV в. (и позже – в XV в.) так же, как и в XI–XII вв. [Фроянов 1980: 201], существовали полки по территориальной принадлежности. При необходимости они объединялись в крупные воинские соединения.

Князья, по-прежнему оставаясь военными лидерами земель, иногда заключали договоры о союзнических действиях войск. В докончании 1375 г. между московскими и тверскими князьями в числе прочего оговариваются такие возможные действия: «А где ми буде, брате, поити на рать, или моему брату, князю Володимеру Ондреевичу, всести ти с нами самому на конь без хитрости. А пошлем воевод, и тобе и своих воевод послати» [ДДГ: 26 (№ 9)]. Видимо, с подобными договорами связана военная помощь, посланная в 1377 г. в Нижегородско-Суздальскую, а затем в 1378 г. в Рязанскую земли. В целом же «система включавших военные статьи договоров стала нормой взаимоотношений столицы (Москвы. – Ю. К.) сначала с уделами, а затем и с формально независимыми княжествами и землями» [Кирпичников 1985: 231, 236–237] (ср.: [Алексеев 1998: 21]).

Кроме князей руководство войском или его частями возглавляли воеводы[150]. Так, на царевича Арапшу в 1377 г. Дмитрий Иванович послал «воеводы своя, а съ ними рать…», так же и суздальский князь с сыном Иваном и князем Семеном Михайловичем шлет «воеводы и воя многи». Военными действиями должны были руководить «стареишины или князи ихъ, или бояре стареишии и велможи, или воеводы»[ПСРЛ, т. XV, вып. 1: стб. 118]. Через год на Воже одним из отрядов командовал «Тимофеи околничии» [ПСРЛ, т. XV, вып. 1: стб. 134]. Привлекают внимание здесь «старейшины». Не скрываются ли под этим архаизмом какие-то земские военачальники?

Относительно некоторых «сборов» мы имеем более пространные известия, проливающие свет на внутреннюю «механику» войсковой организации в целом.

В 1368 г. при получении известия о походе Ольгерда (вместе с Михаилом Александровичем Тверским) «ратию къ Москве» Дмитрий Иванович «повеле въскоре россылати грамоты по всемъ городомъ, и по всему княжению великому нача съвокупляти воя, но ничто же успеша, не поспела бо тогды никотораа рать изъ далнихъ местъ приити. Но елико воинъ обретошас[я] тогда въ граде, сихъ отобравъ князь великии и отъпусти въ заставу противу Олгерда, еже есть сторожевыи плъкъ, а воеводьство приказано Дмитрию Минину, а отъ князя отъ Володимера отъ Андреевича воевода Акинфъ Федорович[ь], нарицаемый Шуба, а съ ними рать Московьскаа, Коломеньскаа, Дмитровьскаа» [ПСРЛ, т. XV, вып. 1: стб. 88–89]. Также и в 1380 г. «князь великий же по всем землем посла со смирением и умилением, собирал всякиа человеки в воинство» [ПСРЛ, т. XI: 51].

Другая ситуация относится к 1409 г., когда из-за хитросплетений хана Едигея в Москве возникла военная тревога. После прихода посла от Едигея «князь же и вси людие въ недооумении бывше, не бяшеть бо правыя вести или будеть рать, или не будеть. Темъ же ни воя сбирахуть и отъпустиша къ Едегееви единаго отъ велможь, Юриа именемъ, давше ему дружину, да аще будеть рать въскоре да отъсылаеть». По приближении Едигея «Василии же не успе ни мала дружины собрати, градъ осади, въ немъ оставя дядю своего князя Володимера и брата