– Как скажете, месье, – отозвался возчик. – Там как раз господин Пикассо угощает супом бедных художников, – обратил он внимание на картину, что Перуджи держал на коленях.

– Что же у него за праздник такой? – подивился Перуджи.

– По Парижу ходил слух, что именно господин Пикассо украл «Мону Лизу», но сейчас с него официально сняли обвинение. А господин Лепен даже публично извинился перед ним за причиненные неудобства. Вот он и отмечает!

– Этому Пикассо всегда невероятно везло, – уныло отозвался Винченцио Перуджи.

Монмартр с белым Секре-Кером на самой вершине, напоминавшим ледниковую шапку, был великолепен в отблеске полыхающих уличных фонарей. Именно там сейчас происходило основное городское веселье. В такие минуты девицы из «веселого» дома, располагавшегося напротив общежития художников, пользуются невероятным спросом. А когда свободных девочек не остается, то в дело подключается и сама мадам – не заставлять же дожидаться уважаемых гостей! В молодости она была невероятно хороша собой. Впрочем, даже в свои сорок с небольшим лет она выглядела весьма привлекательной. И у Перуджи в этот вечер были на нее определенные виды.

– А как вы думаете, где сейчас может быть «Мона Лиза»?

– Хм… Она может находиться ближе, чем ты думаешь, братец, – съязвил Перуджи, прижав к себе покрепче картину.

Что делать с картиной, он уже знал. В голове выработался определенный план. Расставаться с ней он не собирался… Ну, разве что за очень большие деньги.

– И вот что, давай погоняй! Сегодня у меня знаменательный день. Я бы хотел отметить его как-то по-особенному.

Почему-то вспомнилось лицо мадам из публичного дома. Ее плавные жесты, с некоторой скрытой заявкой на аристократизм. Интересно, а без платья она столь же сахарная? Винченцио Перуджи дал себе слово узнать об этом в ближайшую ночь.

1503 ГОД. ГЕРЦОГСТВО УРБИНСКОЕ

Посольство герцога Чезаре Борджиа, включавшее два десятка экипажей и полсотни кондотьеров, прибыло с первыми ударами соборного колокола, известившего католиков об утренней молитве. Растянувшись вдоль гранитной стены, посольство терпеливо дожидалось разрешения герцога Гвидобальдо Урбинского на въезд в город. Наконец согласие было получено: вороток, подчиняясь мускульной силе, скрипнул, приподнял зубчатые ворота, и головная карета Леонардо да Винчи, едва не задевая крышей заостренных концов поднятой решетки, неспешно въехала в город.

Разместившись в отведенных покоях, Леонардо прошелся по городу и был весьма удивлен его устройством – город поражал строгой планировкой и чистотой улиц. Но более всего его поразили герцогские голубятни, буквально взмывавшие над крепостными стенами. Присев неподалеку, он сделал небольшой рисунок. Мелкий дождик заставил его вернуться в гостиницу. Едва Леонардо скинул промокшую одежду, как пришел посыльный от герцога Урбинского.

– Герцог ждет вас, синьор Леонардо.

– Хорошо, я подойду без промедления, – заверил Леонардо да Винчи, поднимая со стула плащ.

Захватив небольшую клетку с голубями, укрытую черной непрозрачной тканью, Леонардо направился во дворец.

Прием состоялся в светлом тронном зале с высокими, едва ли не под самый потолок, узкими окнами. Герцог сидел на высоком дубовом троне, одетый в длинную черную мантию, украшенную вплетенными серебряными нитями. Был он молод, хорош собой, с тонкими аристократическими чертами лица и очень напоминал повзрослевшего ребенка. Однако щетина, редко пробивавшаяся на его скулах, свидетельствовала о том, что он давно перешагнул юношеский возраст. Оставалось только удивляться капризу судьбы, взметнувшей его на вершину власти. Крупные глаза, взиравшие на Леонардо с интересом, светились добродушием – весьма редкое качество для людей, облеченных властью. Властитель с лицом восторженного ребенка так и просился на холст – в его облике было что-то от стареющего ангела.

– Вот вы, оказывается, какой, Леонардо, – проговорил герцог Урбинский, доброжелательно улыбнувшись. – О вас сейчас говорят повсюду. Будто бы нет на свете проблем, которые вы не сумели бы разрешить: будь то строительство собора или конструирование военных машин. В любом своем начинании вы достигаете самых вершин. Уверен, что назначение вас в посольство тоже было не случайно. Так о чем пойдет речь, дорогой мой Леонардо?

– Мне бы хотелось сделать комплимент вашему городу, светлейший государь. Особенно меня поразила ваша крепость. Вряд ли кто-то осмелится штурмовать такую твердыню.

– О да! – легко согласился герцог, по его довольному лицу было понятно, что крепость была главным предметом его гордости и в короне герцогства занимает место бриллианта. – Признаюсь, что крепость досталась мне в весьма запущенном состоянии, пришлось вложить в нее немало средств, чтобы она предстала в том виде, в котором вы видите ее сейчас. Но мы живем в весьма неспокойное время, а потому не следует скупиться ни на укрепление собственных стен, ни на вооружение.

– Я всецело с вами согласен, светлейший государь, – с воодушевлением подхватил Леонардо. – Но признаюсь вам откровенно, что куда более меня поразили ваши голубятни с тысячами птиц. Я бы назвал их раем для пернатых, а сами голуби находятся в идеальном порядке.

Гвидобальдо довольно улыбнулся. Сходство с повзрослевшим мальчишкой еще более усилилось. Обычно так улыбаются дети на похвалу строгого учителя за правильно решенный пример.

– Да, голуби моя слабость, которую я себе позволяю. В моей дворовой голубятне имеются весьма редкие породы птиц, которых вы не встретите даже во всей Италии. Некоторые породы голубей я заказывал во Франции и в Германии.

– Среди них я увидел голубя с длинным, как у страуса, хвостом…

– Это хвостатый белый голубь, – быстро ответил герцог, – мне его подарил император во время своего последнего визита в Италию. Эта пара просто великолепна! Но самое занятное, что они дали потомство, чего не наблюдалось даже в императорских голубятнях. – Было видно, что голубиные дела его занимают куда больше государственных и о своих любимцах он может рассказывать часами. – Надеюсь, что вы отыщете время, и я сам проведу вас досвоей голубятни. Неделю назад испанский король передал мне большого хохлатого голубя. Когда его слегка поглаживаешь по крыльям, то перья на его голове образуют высокий гребень. Весьма занятная птица! Своими птицами я могу гордиться.

– У Чезаре Борджиа тоже имеется голубятня, но у него породы птиц не столь представительны, как у вас.

– О да! Мне это известно, хотя он тоже очень любит голубей. – Леонардо показалось, что грудь герцога подалась вперед от распираемой гордости. – Но в голубятне Чезаре имеется несколько пар вислоухих красавцев. В Италии они только у него, а мне бы хотелось получить у Чезаре такую породу. Вот только не знаю, как подступить к нему с этой деликатной просьбой.

Сдернув с клетки черную ткань, Леонардо торжественно произнес: