– Ничего не бойся, – сказала Лизочка. – Убийство – это такая вещь, что ее редко совершают по заказу. Куда чаще люди действуют под влиянием чувств. Не будем злить Диму, все обойдется.

– Это ты такая храбрая, потому что с ним еще незнакома.

– И будем надеяться, что знакомство окажется кратким. Но ты не трясись, я сумею его обмануть!

Лизочка толкнула дверь котельной и вошла внутрь.

– Дима! – крикнула она. – Вы тут? Это служба судебных приставов. Нам нужно поговорить с вами по поводу вашего долга по алиментной задолженности на ваших дочерей.

Никто не откликнулся на этот Лизочкин призыв. Некому было оценить всю глубину ее коварства и хитрости. В подвале было тихо и пусто.

– Ну, вот видишь! – произнесла Лизочка, повернувшись к Насте. – Тут никого нет. И тебе нечего…

Но слова замерли у Лизочки на языке, когда она увидела лицо Насти. Оно напоминало окаменевшую маску ужаса и скорби. Еще не успев проследить взглядом за взглядом приятельницы, Лизочка уже понимала, что случилось нечто в высшей степени страшное и непоправимое.

Ничего не спрашивая, она медленно развернулась и посмотрела туда, куда вот уже минуту таращилась Настя.

– Ой! – вырвалось у Лизочки. – А кто это там лежит?

Но Настя не смогла ей ответить. Она внезапно закачалась, закатила глаза и сползла на пол.

– Настя! Что с тобой?

Вместо ответа Настя закатила глаза и страшно захрипела.

Лизочка прямо разрывалась на части, не зная, куда бежать и кому помогать первому. Но все же сначала похлопала Настю по щекам, дождалась, пока они немного порозовеют, а потом уже кинулась к лежащему на полу в котельной телу.

– Эй! Мужчина! Вам плохо?

Но Лизочка зря задавала этот вопрос. И так было ясно, что лежащему перед ней на полу крупному мужчине было крайне плохо. Так плохо, как бывает всего один раз в жизни. В самый что ни на есть последний раз. На голове у мужчины была зияющая рана, из которой на пол вылилось много крови. Слишком много, чтобы мужчина остался жив.

Мертв? Или ему еще можно помочь? И Лизочка, превозмогая нервную трясучку, протянула руку и попыталась найти пульс у пострадавшего.

Убедившись, что ни пульса, ни дыхания у мужчины не прослушивается, а его тело уже остыло и успело даже окоченеть, Лизочка оставила все попытки докричаться до него и снова кинулась к Насте.

– Приди в себя! – трясла она ее. – Эй! Очнись!

Настя открыла мутноватые глаза и уставилась на Лизочку.

– Это ты?

– Да! Я!

– Лизка! Чего это со мной?

– Тебе стало плохо. Ты увидела покойника и…

Но Настя внезапно затряслась всем телом и перебила Лизочкины объяснения громким воплями:

– Дима-а-а-а! Димка-а-а-а!

– Настя… ты это… того… замолчи! Я сейчас оглохну от твоих воплей! Зачем ты зовешь сюда Диму?

Но Настя больше не реагировала на слова Лизы.

– Убили-и-и! Убили его родимого-о-о!

– Настя, ау! Кого убили-то?

– Убили-и-и-и! Диму убили-и-и!

– Настя, там лежит Дима?

Настя наконец замолчала и принялась кивать головой.

– Да, да! Дима!

– Ты уверена?

– Он! Больше некому!

– Да взгляни же на труп, дуреха ты этакая! Может, и не он вовсе!

– Его рубашка! Его джинсы! Это он!

Лизочка мельком удивилась, как это Настя, которая вот уже год или около того была изгнана Димой из рая, вдруг так хорошо смогла опознать и его рубашку, и джинсы, и ботинки, и потребовала:

– Взгляни на лицо покойника!

Настя нехотя пододвинулась к трупу и снова завыла:

– Он это! Он! Димка мой! Ой, убили его родимого! Вот горе-то какое!

Оставив в покое голосящую и, кажется, даже получающую от этого своеобразное удовольствие Настю, сама Лиза снова приблизилась к трупу. Она хотела рассмотреть в деталях то, что видела до сих пор мельком.

В том, что Диму именно убили, не было никаких сомнений. У него на затылке имелась огромная рана, в которой помимо свернувшейся крови еще виднелись какие-то серые противные сгустки и проглядывали неровные обломки белой кости. Сам себе по затылку он вряд ли так смог бы заехать.

– Тьфу! Гадость! – передернуло Лизочку.

Но при этом девушка сама себе удивлялась. Как это она, не выносящая даже вида мертвой рыбы, сейчас хладнокровно разглядывает труп. И пусть она морщится при этом, но ведь даже не думает падать в обморок!

Взгляд Лизочки рассеянно шарил вокруг распростертого на кафельном полу тела Димы. В отличие от других котельных эта выглядела образцово и очень симпатично. Как-то Лизочке довелось увидеть по телевизору конюшню, на которой содержали жеребца, какого-то там призера Дерби. Так вот облицованные фигурным мрамором стены конюшни, узорчатые окошки и резное дерево перегородок были аналогичны убранству здешней котельни.

Красивый узор на полу, тщательно выровненные и выкрашенные в приятный голубоватый цвет стены, несколько живописных панно и даже старинный или псевдостаринный рыцарь с мечом и в доспехах у дальней стены. Вот только щита рыцарю не хватало. Но щит, как с удивлением отметила Лизочка, валялся тут же перед ней. Всего в нескольких шагах в сторону.

– Хм. Странно.

От щита к телу Димы вела цепочка кровавых следов. Но следы эти были весьма странные, совсем маленькие. Они были не мужские, не женские, а чьи же? Неужели это были следы ребенка?

При этом предположении Лизочка похолодела. Одно только это вогнало ее в ступор. Неужели в котельной все-таки побывала одна из дочек Димы? Дима в тот момент был еще жив. Стоял, задавал градус обогрева в доме или что он там еще делал возле котельной. А девочка пришла, наверное, разулась, чтобы ступать неслышно. И что же она сделала потом… неужели она убила родного папочку?

– Не может этого быть!

Лизочка снова наклонилась к следам на полу, пытаясь понять, что же в них кажется ей странным. И наконец поняла. Следы вели только в одном направлении. От щита к телу Димы. Но обратной цепочки не было. Только на щите был смазанный отпечаток, словно там кто-то схватился окровавленной конечностью.

Все это было очень странно. Но Лизочка никак не могла сообразить, что тут к чему, потому что сосредоточиться ей мешали Настины вопли. А та выводила так, что впору профессиональным плакальщицам, которых прежде нанимали на похоронах, заслушаться и поучиться.

– Ой, горькое горе-то мое! – рыдала Настя. – Как же я теперь жить-то без тебя буду!? Как дневать и горевать-то стану?! Ох, Димушка, ох, родненький! На кого же ты меня оставил, покинул, горемычную!

– Настя, замолчи!