Как понимаю по шороху, снимает клиент в прихожей курточку свою или плащик — уж и не знаю, что у него там, — в комнату заходит и свет включает. Да так с ручонкой поднятой у выключателя изваянием и застывает, нас узрев. Гляжу на него: маленький, тщедушный, лысенький, в очочках. Ну, в общем, по одному виду понятно, какой национальности. Бледный весь, испарина на лысине выступила, но глазки за очочками бегают. Не совсем, видно, обделался, соображает, как бы дёру дать. Куда, дурашка?! Цепочку-то сам только что набросил, а телом дверь прошибать не с твоей комплекцией…

— Мы уж вас, Моисей Сигизмундович, заждались! — радушно приветствует его Сашок. — Вдвоём пить как-то пресно, присоединяйтесь, третьим будете. Впрочем, что это я так официально? Если не ошибаюсь, вас в институте ведь не по паспорту, а так, по-свойски, Михаилом Семёновичем кличут? Будьте добры, Михал Семёныч, составьте нам компанию.

Гляжу, клиент наш в себя приходит, видно, о письмеце своём вспомнив, улыбаться ехидно начинает.

— Пгочиму и не випить, есги пгедгахают? — хорохорится Моисей Сигизмундыч, подходит бодренько к столику и садится. Акцент у него ещё похлеще внешности национальность выдаёт — просто поразительно, как у Сашка язык поворачивается его Михаилом Семёновичем называть.

Наливаю ему полстакана коньяку, но Сашок журит меня:

— Не-ет, так не годится. Опоздавшему штрафную положено.

Доливаю Моисею Сигизмундычу по самую каёмочку, себе в стакан остатки плещу. И на палец не получилось — слёзы на донышке. Знал бы, что такой расклад будет, две бутылки коньяка взял бы.

Держится Моисей Сигизмундыч ничего, хотя и видно, что наглость его напускная. Но стакан поднимает уверенно, рукой крепкой, ни капельки не проливает.

Сдвинули мы стаканы, Сашок, естественно, с «пепси», а вот тут уже Моисей Сигизмундыч совсем по-хамски себя вести начинает.

— Са миё исбгание! — тост провозглашает и пить начинает. По-нашему пьёт: степенно, спокойно, уверенно, не торопясь стаканяру в себя вводит. С явным удовольствием. Просто любо-дорого посмотреть.

— Вы уж простите, что без закуски, — Сашок говорит. — Не знали, что в холодильнике у вас шаром покати. Может, хоть эта «конфетка» вам жизнь скрасит?

Здесь Сашок письмецо заветное из кармана достаёт и на стол бросает.

А Моисей Сигизмундыч как раз последний глоток в себя вводит. Скосил он глаза, письмо признал, и «конфетка» ему поперёк горла стала. Да так, что последний глоток у него изо рта, словно из пульверизатора, туманом капельным брызнул. И всё Сашку на брюки многострадальные. Хорошо, не в морду.

— Что же вы так реагируете, — морщится Сашок, через столик перегибается и отечески начинает Моисея Сигизмундыча по спине похлопывать. — Так и до инфаркта недалеко.

А того согнуло в три погибели, кашляет он, остановиться не может.

— Гадно вам, — наконец справляется с кашлем Моисей Сигизмундыч и руку Сашка отталкивает. — Пгишги мине контшать, так дегайте свиё дего, и нечихо югодствовать!

— Ну что вы, право слово, Михал Семёныч, — укоризненно головой Сашок качает. — Если бы кончать пришли, то пить бы с вами не стали. У нас мно-ого других способов есть. Попроще и подешевле.

Выпрямляется на стуле Моисей Сигизмундыч и в глаза Сашку прямо смотрит.

— Так шо ви от мине хотите? — в чисто национальной традиции вопрошает он и ручкой так это эмоционально машет. — Всять у мине, сами витите, нечихо.

Но Сашок паузу держит, пальцами по столику многозначительно барабанит. Тогда я достаю сигареты, закуриваю с удовольствием и дым прямо в лицо Моисею Сигизмундычу пускаю.

— Токи бис этих штучик! — чуть не взвивается он.

— Поговорить мы пришли, — наконец отвечает на его вопрос Сашок. — И договориться по-хорошему. Как вы сами понимаете, — доверительно понижает голос, — выбор у вас небольшой. Или — или… А вот того третьего «выбора», за который вы тост провозгласили, нет.

Набычился Моисей Сигизмундыч, руки на груди скрестил, на нас исподлобья косяки бросает. Губами сомкнутыми жуёт. Думает.

— Гадно, — соглашается в конце концов. — По-хогошему, так по-хогошему. Но я догохо пгодаюсь. Гутше умегеть, чим так шить!

— А что же вам родина ваша историческая не помогает? — язвит Сашок.

— Ни ваше дего! — огрызается Моисей Сигизмундыч. — Пгишги покупать, так покупайте!

— Хорошо, будь по-вашему, — говорит Сашок и объявляет: — Торги начинаются. Наша цена такая — завтра утром вы идёте в избирком и снимаете свою кандидатуру. Затем рассчитываетесь с работы, ровно в шесть вечера садитесь в самолёт и прямым рейсом улетаете в Хайфу. Навсегда.

— Пганятно, — сварливо кривит губы Моисей Сигизмундыч. — И шо я буду с этохо иметь?

— Хибарку в земле обетованной на берегу синего моря, — говорит Сашок и бросает перед ним фотографию двухэтажного коттеджа из пакета Бонзы. — А это вот документы на хибарку на ваше имя, — кладёт рядом бумаги гербовые.

Посмотрел всё внимательно Моисей Сигизмундыч, довольно головой покивал, но — вот уж национальность в нём сказывается — мало ему.

— А на шо я там шить буду?

— Это на первое время, — выкладывает баксы Сашок, — а дальше уж сами.

От такого оборота дел Моисей Сигизмундыч совсем поплыл, счастье своё учуяв. Но, тем не менее, хватки своей национальной не теряет.

— А как ше я савтга угечу? Мине паспогт делать надо, вису погучать…

— Завтра, как с работы рассчитаетесь и из института выйдете, паспорт, визу и билет на самолёт вам вручат.

— Эхе, эхе, — кивает головой Моисей Сигизмундыч что болванчик китайский. — А…

— А всё, — ласково так обрывает его Сашок. — Больше ничего. Или…

— Та шо ви, шо ви! — отмахивается Моисей Сигизмундыч, словно мух от лица отгоняет. — Хте это витано, штопи евгей от такохо шастя откасывагся? Сог'асен я, сог'асен!

— Тогда это дело надо обмыть, — улыбается Сашок и на бутылку шампанского кивает. — Открывайте, Михал Семёныч.

Как, оказывается, у мужика руки трястись могут! От края до края Моисей Сигизмундыч бутылку по столику прогнал, всё ухватить не мог. Но наконец за горлышко поймал. А как открыл, так полквартиры шампанским залил и себя окатил. Что удивительно, нас от брызг уберёг — зауважал, что ли?

С грехом пополам разлил остатки по стаканам, двумя руками свой охватил, над головой поднял. И видно, что пьян он уже в стельку. Ему и коньяк пить не надо было — он от такого «торга» и так бы закосел.

— Ваше сдоговье! — провозглашает.

— И чтобы о нашем договоре никто не знал, — словно продолжает тост Сашок. — На работе объясните, что, мол, дядюшка богатенький у вас в Израиле объявился.

— Шо ви, шо ви! — клянётся Моисей Сигизмундыч. — Ни боше мой! Я буду нем как мохила!