Зато положительное влияние академика Палласа было налицо, и надо заметить, что Паллас, как и многие другие обрусевшие немцы, оказался патриотом России более деятельным, чем многие её исконно-посконные сыны.

Здесь же надо сразу напомнить и ещё об одном историческом обстоятельстве… Крупная русская экспедиция в Тихий океан планировалась в ситуации, когда Англия была несколько ослаблена утратой своих североамериканских колоний, зато сами эти колонии уже официально с 1783 года обрели независимость, провозгласив Соединённые Штаты Америки. И от нового англосаксонского государства — пока что, правда, и близко не выходящего к Тихому океану, — в перспективе можно было ожидать всякого.

ТАК ИЛИ, ИНАЧЕ, секретная экспедиция с широким геополитическим замахом была в 1785 году решена и снаряжена. Если бы она была официально поручена тому же Сарычеву, то вышло бы, надо полагать, так, как и предписывалось в статье XIII «Наставления». И русские моряки сделали бы заявки в зоне Ванкувера, ещё не открытого ни испанцами, ни англичанами, прошли бы к зоне ничейного тогда Орегона, возможно — отыскали бы ещё никем не отысканное устье Колумбии… Да и до Калифорнии Сарычев мог бы добраться и кое-что в тех землях за Россией застолбить.

А Биллингсу укреплять российское могущество и приводить под российский скипетр новые земли было ни к чему… Не для того его графу Воронцову в Лондоне рекомендовали, а граф Воронцов, в свою очередь, рекомендовал его Петербургу.

Более того! Возможно, императрицу уговоривали поддержать «калифорнийские» идеи Палласа не только искренне государственнно мыслящие люди, но и английские «кроты». «Кроты» могли быть «за» постольку, поскольку лукавыми «энтузиастами» — агентами влияния Лондона в Петербурге, заранее планировался фактический срыв замысла, для чего и понадобился на Тихом океане Биллингс.

Соответственно, Биллингс оленей по Чукотке гонял, весьма вероятно, не просто так, а для того, чтобы не уходить океаном к Орегону.

Орегон, Колумбия, Ванкувер, залив Нутка — это всё для родины Биллингса, а не для какой-то там Российской империи… Биллингс, оставляя «Славу России» на Сарычева, даже прямо приказал ему не предпринимать ничего, кроме съёмок уже открытых Алеут, и как максимум — реализовать указания статьи IX «Наставления» о «полезных изысканиях по морю между Курильскими островами, Япониею и матерою Китайского государства землею, даже до Кореи и приводить в совершенство карты сей почти еще неизвестной части морей».

А уж спускаться к более низким широтам, где Биллингс бывал с Куком, — шиш! Эти берега — не для русских!

Биллингс для подобных дел и провизию не заготовил!

Такой вот оказывается чисто аналитическая (документами, конечно же, не подтверждаемая) историческая реконструкция коллизий вокруг экспедиции Биллингса, заранее не планируемой агентами Лондона как экспедиция Сарычева.

Но ведь у Екатерины и государственно мыслящей части высшего российского сановничества кроме Алеут на уме было в 1785 году другое! Задача-максимум была именно «орегонской» — между 50 и 40°! И вот тут мы опять обратимся к личности Франсиско де Миранды… В свете перспективных геополитических задач «Северо-восточной секретной географической и астрономической экспедиции» Биллингса с «калифорнийским» прицелом открывшаяся приязнь Екатерины и Потёмкина к мятежному креолу объясняется вполне определённо и даже однозначно.

Миранда появился в России как раз в пору намечающегося конфликта Екатерины с Мадридом из-за предполагаемых ею приобретений на западном побережье Америки и из-за аляскинских устремлений испанцев. Одно совпало с другим, и в Миранде государственно мыслящие русские люди увидели один из возможных козырей в российской «американской» игре. Ведь тот же светлейший князь Григорий Александрович Потёмкин хотя и звался Таврическим, а не Алеутским, хотя и имел один лишь глаз, но этим своим глазом вполне достигал дальних тихоокеанских широт!

Моисей Самуилович Альперович, написавший в 1983 году обстоятельный труд о Миранде, считал, правда, что «отношение Екатерины II к гостю из Южной Америки можно… уподобить её отношению к представителям европейского просвещения»… Но можно ли сравнивать Миранду как мыслителя с тем же Вольтером, с которым Екатерина состояла в переписке?

При этом Альперович не брал во внимание позднейшее анонимное, но принадлежащее Миранде печатное утверждение, что Екатерина «проявила живейшую заинтересованность» к идеям венесуэльца. Зададимся, однако, вопросом мы — что было дела Екатерине до проблем далёкой южноамериканской испанской провинции на побережье испанской Атлантики? Вряд ли они могли императрицу заинтересовать. Зато проект освободившейся от испанского владычества «великой Колумбии» был для российской государыни и приемлем, и интересен, ибо его реализация подрывала бы позиции Испании на тихоокеанском побережье, зато способствовала бы укреплению там позиций России.

Скептически отнёсся Альперович и к мнению историка В.М. Мирошевского, издавшего в 1940 году монографию «Екатерина II и Франсиско Миранда», где было написано: «Ряд обстоятельств позволяет утверждать с уверенностью, что покровительство, оказанное Миранде русской императрицей, не было её личной прихотью, и что оно было обусловлено соображениями весьма практического свойства, связанными главным образом с вопросом о русской экспансии в Америке». А ведь эта мысль Мирошевского не только дельна, но и верна!

Вот и конкретная к ней иллюстрация…

Примерно в те же годы, когда Екатерина и Потёмкин проявили интерес к Миранде, а точнее — в конце 1789 года, испанские военные корабли под командой дона Эстебана Хосе Мартинеса захватили несколько английских торговых судов в бухте Нутка, конфисковали их грузы и арестовали команду. Первопричина же инцидента, приведшего к очередным серьёзным трениям между Лондоном и Мадридом, восходила к событиям трёхсотлетней (!) давности.

В самом конце XV (!!) века колониальные споры между Португалией и возникшим в 70-х годах XV века Испанским королевством достигли такого накала, что мирить их пришлось папам. В 1493 году папа Александр VI буллой «Inter Caetera» разделил весь внеевропейский мир разграничительной линией, проходящей по меридиану на расстоянии 100 лиг (555 км) к западу от островов Зелёного Мыса или Азорских островов, причём Испании отдавались права на все земли к западу от этой линии, а Португалии — к востоку. Португальский король Жуан II был возмущён, и по Тордесильясскому договору 1494 года была установлена новая демаркационная линия, но суть осталась прежней — закрепление папой исключительных прав Испании и Португалии на владение всем внеевропейским миром. И Испания даже через триста лет — на основании давно обветшавших бумаг — претендовала на единоличную юрисдикцию над тихоокеанским побережьем Америки, не останавливаясь, как видим, даже перед прямым конфликтом с новой «владычицей морей» Англией.

В свете конфликта в бухте Нутка становится ясно, что в Миранде — как потенциальном возмутителе спокойствия в испанских южноамериканских колониях — был заинтересован не только Лондон, но и Петербург. Причём последний, если иметь в виду тихоокеанский аспект проблемы, был заинтересован даже больше, чем Лондон. Любопытно, между прочим, что автор монографии «Внешняя политика США в конце XVIII века» В.Н. Плешков, рассказав о «нуткинском» инциденте, далее сообщал, что «Испания надеялась на помощь Франции, связанной с ней семейным пактом, а также на Австрию и Россию, но успеха не добилась».