– Не стоило бы вам их злить, – раздался рядом глухой низкий голос.

Стивен вздрогнул, но повернулся нарочито медленно. Второй охранник Томас Легг. Стивен крайне редко сталкивался с этим слугой, но не узнать его было невозможно. Томас отличался впечатляющей внешностью: огромный, квадратный, мышцы так и перекатываются под фланелевой рубахой. Из-под нависающих на лоб, чуть тронутых сединой волос глядят светло-карие блестящие глаза, сверкают по-волчьи. От него чуть попахивало спиртным, но держался он твердо. Томас подошел к клетке, успокаивая собак; те вмиг завиляли обрубками хвостов.

Стивен ушел. Ему пришла пора уезжать. Он зашел в летнюю гостиную, надеясь застать Еву, но там оказалась только служанка Кэтти, смахивавшая кисточкой пыль с мебели. Он попросил ее найти госпожу. Ожидая, Стивен стоял у окна и наблюдал, как Чарльз Трентон играл перед фасадом замка со спаниелями Евы. Забавно было видеть, как он убегает от них, а они носятся за ним пятнистой, гавкающей сворой. И вдруг Стивен подумал, что этот человек симпатичен ему. Даже несмотря на то, что он ревнует к нему Еву.

В этот миг из-за угла бокового крыла замка выбежал Осия. Он несся, оглядываясь, и не видел, как налетел на спаниеля. Песик истошно взвизгнул. Мальчик подскочил, оступился, потом упал. Чарльз Трентон расхохотался, затем подошел и поднял ребенка. Тот глянул на него со страхом, вырвался и кинулся прочь. Стивен вспомнил, как сегодня точно так же мальчик испугался и его. Он нахмурился. Не забыть бы ему еще раз поговорить с Осией.

Но тут появился Джулиан Грэнтэм, который вел под уздцы уже оседланного коня. Стивен не знал, что он еще в Сент-Прайори, – ведь недавно он так торопился. Но тут его внимание привлекло нечто другое. Чарльз Трентон продолжал сидеть на корточках, лаская спаниелей, только повернул к Джулиану лицо. Джулиан стоял перед ним с непокрытой головой, всем своим видом выражая глубокое почтение, и это не оставляло сомнения, кто из них был главным.

– Дьявольщина! – грубо выругался Стивен.

И тут же услышал за спиной смех Евы.

– И это наш достойный пуританин-полковник!

– Ева, вы же знаете, что я не такой педант, каким вы хотите меня представить.

– Неужто?

Чуть приподнятые в насмешливом изломе брови, а глаза холодные, колючие. Стивен вздохнул. Почти интуитивно он чувствовал, что она хочет, чтобы он поскорее ушел. И вдруг ощутил, что желает того же. Как случилось, что после всего, что было между ними, настало это холодное отчуждение? Стивен искренне надеялся, что после свадьбы все изменится.

Сейчас же он лишь сказал, что вынужден уехать, и позвал ее, чтобы проститься. Она присела в низком реверансе, он поклонился. Они стали почти чужими. В следующий миг внимание Евы привлек лай спаниелей за окном, она повернулась, и Стивен понял, что о нем уже забыли. Глаза ее засветились при взгляде на Чарльза Трентона. Стивен надел шляпу и вышел. Его обуяла злость – да знает ли эта женщина, на кого заглядывается? Сам-то он опасался, что знает.

В этот день Стивена ждало немало дел – должность помощника шерифа обязывала. Однако сегодня он был особенно задумчив, особенно желал побыть в одиночестве. Поэтому прямо посреди пустошей он остановил коня, пустил его пастись и, сев на кочку, глубоко задумался.

Да, он подозревал, кем мог оказаться Чарльз Трентон. И если он не ошибается, как поступить тогда? Исполнить долг и навлечь немилость на дом невесты, укрывшей того, кого ловит вся полиция Кромвеля, а кроме того, поступить вопреки своей совести? Ибо если ранее он безоговорочно поддерживал парламент, то теперь его взгляды претерпели сильные изменения. Он уже понял, что за всеми речами парламентариев о свободе и справедливости стояли только корысть и расчет. А ведь как он им верил поначалу!

Стивен увлекся новыми идеями, еще когда учился в Кембридже, куда его отправили родители. Кембриджский университет был пронизан духом протестантизма. Когда по окончании учебы он вернулся домой, то только и говорил, что король попирает старые английские вольности и хочет править, не созывая парламент. Когда началась война, он сразу же вступил в парламентскую армию.

Он служил в армии Ферфакса, видел восходящую звезду Оливера Кромвеля и преклонялся перед гением этого человека. Но война… Они ведь убивали таких же англичан, как и сами. И он восстал против мракобесия, которое несли с собой пуритане, потому что видел, как солдаты врывались в церкви, разрушали алтари, сжигали украшения, и вздрагивал, когда их топоры крошили распятья. А потом была победа под Нэйсби, когда он вновь встретил Еву, а позже помог ее отцу разыскать тело сына. Тогда у него впервые состоялся откровенный разговор с Дэвидом Робсартом, и он понял, что барон, как и он, сомневается в правоте их дела. Барон тогда оставил армию, Стивен не смог. Им еще владели честолюбивые помыслы, он был повышен в чине, а покровительство дяди Гаррисона сулило ему блестящую военную карьеру.

В то время Стивен состоял охранником при младших детях Карла I, Джордже, Елизавете и Генри, и порой сопровождал их на свидания с королем. С детьми этот властный, сухой монарх становился мягким и добрым, играл с ними, как обычный фермер. Но с остальными он был предельно сдержан. Стивен не мог понять той преданности и любви, которые прямо светились в глазах личных слуг его величества. Конечно, король всегда оставался предельно вежлив в обращении, никогда не позволял себе повышать на них голос и все же умел дать понять, что он – существо высшее. Однажды Карл Стюарт обратился к нему и двумя-тремя словами выразил признательность, что Стивен так предупредителен с его детьми. Он протянул руку для поцелуя – высшая милость в былые годы. Но Стивен был сторонником парламента и лишь вежливо поклонился, делая вид, что не заметил протянутой руки. Король удалился, словно ничего не произошло, – маленький, изысканно одетый человек с величественной осанкой. А камергер его величества едва ли не кипел от злости. Слепая собачья преданность, думал тогда Стивен. Потом он стал узнавать кое-какие детали. Так, когда у того же камергера заболела жена, Карл, которого еще содержали по-королевски, распорядился прислать к ней своего личного лекаря, а когда служанка случайно разбила дорогую вазу и зашлась плачем, король лишь пожал плечами и подал свой платок с королевским вензелем. Постепенно Стивен стал понимать привязанность к венценосному господину этих людей и даже сам проникся симпатией к царственному пленнику.

Однажды, когда Стивен привел к нему детей и Карл гулял с ними в саду, Стивен увидел, как на примыкавшей к парку террасе появился сам Оливер Кромвель. Какое-то время он глядел на августейшее семейство и даже умильно прослезился. В руке он держал свиток. Подойдя к Карлу и протянув его, Кромвель держался даже почтительно; потом голоса стали громче, но Стивен стоял слишком далеко, чтобы разобрать слова. Король коротко отвечал, был сдержан и спокоен, что составляло значительный контраст с поведением генерала. Стивену в какой-то миг даже показалось, что Оливер готов ударить короля, и он невольно поспешил к ним. Ему даже удалось разобрать последнюю фразу Карла I:

– Без меня вы ничего не сможете сделать. Если я вас не поддержу, вы погибнете.