— Болтеры! — крикнул он, и взрывающаяся реактивная смерть наполнила воздух. Но духи лишь разлетелись в стороны, играючи перепрыгивая за границы материальной реальности и обратно, и только зеленые огни в их глазах неизменно сверкали в ночи.

— Держите их! — Праксор знал, что им нужно выиграть время для Сикария, чтобы тот мог найти и убить вражеского лорда. — Во имя Жиллимана!

Духи окружили Щитоносцев. Острые как бритва когти и шипастые хвосты сливались в сплошной призрачный туман — настолько быстро некроны проносились среди космодесантников. Брата Белтониса затянуло в вихрь, а звуки выстрелов его болтера унес ветер. Харкая кровью, на землю опустился брат Галрион — его грудь и шея были пробиты насквозь. Брат Экседиз выкрикивал имя примарха, когда хвост одного из некронов копьем пронзил его нагрудник.

— Соберитесь вокруг меня! — призвал Праксор своих воинов, и Щитоносцы сомкнули ряды, встав плечом к плечу и стреляя во все стороны. Они превратились в лазурный островок посреди недружелюбного черного океана, окруженные стаей безжалостных убийц. Обрывочные картины проносились перед глазами Праксора: яростно кричащий Дацеус; Гай Прабиан, разящий врагов столь точно и спокойно, что даже машины могли ему позавидовать; Венацион, склонившийся над телом Галриона. Но посреди всего этого кровавого тумана возвышалась фигура, сиявшая ярче прочих.

Сикарий…

Великий герцог Талассара наконец нашел свою жертву. Он поднял меч, чье лезвие было окутано перламутрово-голубой вуалью чистой энергии. В ответ Творец Грозы взмахнул своим посохом. Оружие источало разряды изумрудных молний, а рукоять сплошь усеивали непонятные ксеносские руны. Не прошло и мгновения, как эти два орудия скрестились, высекая снопы ослепительных искр. Ветер взвыл сильнее, словно живое существо, переживающее за своего господина. Каждая эмоция, каждый удар и контрудар — все это находило отзвук в разорванном грозой небе.

Для машины некрон двигался поразительно быстро. В пылу собственной битвы Праксор успевал лишь изредка бросать короткие взгляды в ту сторону, но он снова и снова слышал треск молний. В их ярких резких вспышках дуэлянты виделись лишь двумя мельтешащими тенями.

Все длилось не более нескольких секунд. Издав победный рев, Сикарий разрубил напополам посох Творца Грозы, высвободив поток необузданной энергии, а затем обратным движением обезглавил врага. Голова еще не успела упасть на землю, а разделенное тело лорда некронов уже растворилось, и лишь отголоски его фазового перехода, словно злобный шепот, колыхали воздух.

Буря исчезла вместе со своим создателем, будто сильный ветер унес ее, а свет разогнал тьму. Гром утих, молнии перестали сверкать. Даже духи испарились, последовав за повелителем. А в центре всего этого был Сикарий. Он стоял, опустившись на одно колено и с шумом втягивая в себя воздух.

Молнии не единожды ударяли в него — свидетельством тому были струйки дыма, поднимавшиеся от его доспехов. Превозмогая чудовищную боль, он поднялся и, распрямив спину, высоко воздел над головой Клинок Бури.

— Victoris Ultra!

Облегчение смешалось с ликованием, и в едином порыве все — Львы, Щитоносцы, Непоколебимые и остальные — громогласным эхом подхватили клич капитана. Знамя в руках Вандия вновь развевалось на холодном ветру. Они разбили авангард некронов.

Но от скорби было никуда не деться. Души многих сыновей Жиллимана сегодня вернулись к своему примарху, в его обитель Храма Исправления на Макрагге.

Несмотря на торжественные настроения, Праксор чувствовал внутри гнетущую пустоту. Больше половины его отделения было убито или искалечено, и причиной этому стала безумная атака Сикария. Бойцы Солина тоже пострадали, но далеко не так сильно.

Праксор смотрел, как апотекарий Венацион добавляет капсулу с генетическим семенем Экседиза к таким же, уже содержащим геносемя от Галриона и Вортигана. Он понимал, что ничем не может помочь, а в голове крутился один-единственный вопрос.

— Лишь в смерти, брат-сержант Манориан.

Снова Трайан, эта вечно бдительная тень Второй роты.

— Долг — это все, что у нас есть, брат.

Праксор кивнул:

— Да, мой капеллан.

По крайней мере, Белтонис был еще жив, хоть и серьезно ранен. Идти-то он сумеет, но вот сражаться… Впрочем, в их положении особого выбора не оставалось. Венацион подлатает его, и тот продержится столько, сколько сможет.

Агриппен стойко встретил взгляд сержанта. Невозможно было понять, что чувствует этот воин, сокрытый за вековечной броней своего саркофага, но при его виде Праксор ощутил облегчение. Присутствие на Дамносе одного из Первых, ищейки Агеммана, стало вдруг чертовски нелишним.

Макрагге, за два года до инцидента на Дамносе.

В пучине всех этих бесконечных сенаторских дебатов Праксор выглядел поистине восторженным.

Сидящий в кресле в дальнем конце аудиториума, Юлус неодобрительно нахмурил брови. Он был рад, что тени, отбрасываемые закатным солнцем Макрагге, надежно скрывают выражение его лица.

Он видел, что сенаторы, облаченные в разноцветные, показушно украшенные робы, больше заботились о важности звучания собственных голосов, тогда как смысл речей терялся в многословной болтовне. Их доводы его не интересовали. Он пришел сюда из-за Праксора.

Вопли илотов и прочей челяди разлетались по залу, а лексикографические сервиторы фиксировали на своих клацающих скрипториях каждое произнесенное слово. Дебаты длились уже несколько дней, и не было похоже, чтобы наметилось хоть какое-то решение.

Юлус заметил в толпе и других Адептус Астартес, представителей своих рот и помощников капитанов. И Дацеус пришел. Сержант-ветеран выглядел непривычно: вместо силового кулака его рука заканчивалась культей. Редко когда можно было увидеть одного из Львов без боевого облачения. Сейчас сержант казался загнанным в клетку зверем, и Юлус чувствовал это. Еще он увидел Гелиоса из Первой. Он вел себя более живо, хотя по нему было видно, что от этой бесконечной волокиты он устал не меньше прочих.

Юлус никогда не чувствовал себя уверенно в политике. Он верил в то, с чем приходилось иметь дело на войне, что можно было увидеть и потрогать. Но орден нуждался в прочном стержне, и его будущее теперь оказалось в руках вечно лающихся политиков. Хотя, по правде говоря, их мнение мало что значило. Это была лишь иллюзия демократии. Только один человек обладал реальным влиянием и властью, способными положить конец спорам, и его трон в аудиториуме стоял пустой. Он не тратил впустую свое время, слушая все эти жалобы и крики.

Решив, что Праксор слишком занят, чтобы беспокоить его, Юлус отправился в тренировочные залы в одиночестве.

Сципион уже ждал его, облачившись подобающим образом и сжимая в руках рюдий, притупленный клинок для спарринга.