что я не вижу, как вы подготавливаете магическую технику? Уверяю, что это совершенно напрасная трата эфира. Князья, на мой взгляд, палить магией в гостя, даже его не выслушав, как-то невежественно. Согласитесь, что это далёкий от благородства поступок.

— В тех, кто вламывается в твой дом можно. — С явным вызовом заключил Алан Гирс, недобро глядя на Ворона. — О чём ты думал, ряженый, когда решил вторгнуться в княжеское поместье вот так, без приглашения?

— Шёл мимо, и решил поучаствовать в вашей дискуссии. — Пожал плечами незнакомец в чёрном плаще. — Вы заблуждались в своих суждениях, и мне захотелось вам помочь. Такой уж я добрый и справедливый. Люблю, чтобы все были в равных условиях.

— Алан, не слушай этого шута. — По телу незваного гостя побежали синеватые всполохи, а Ворон застыл, будто статуя. — Я его парализовал. Что будем с ним дел....

На половине фразы глава рода Лидс осёкся, так и не договорив. Причиной тому послужили издевательские аплодисменты от незнакомца.

— Вот об этом я и говорил. — Назидательно произнёс «Чумной доктор», вставая с кресла. — Очередное заблуждение, как и ваши суждения о роде Мышкиных, которых вы недооцениваете.

— Прекрати кривляться, ряженый, и говори по существу, чего припёрся. — Без малейшего намёка на дружелюбие стальным голосом молвил Алан Гирс, поправляя усы. — А коли нечего, то проваливай с глаз или выходи во двор, потолкуем, как маг с магом.

— Это пустая трата времени, господа. К тому же, я не воевать с вами пришёл, а оказать небольшую помощь. — Ворон развёл руками, после чего поправил перчатку на правой руке. — Как я уже сказал, люблю когда все в равных условиях, но один молодой князь норовит выбиться вперёд, а мне это не нравится. Хочу, чтобы всё было честно.

— Речь ведь о Станиславе Мышкине. — Сразу понял бывший генерал, хмыкнув себе в усы. — Шустёр не по годам бесёнок Ставра. Хорошо, я тебя выслушаю, мм... Имя-то у тебя хоть есть?

— Ещё и фамилия есть, но она слишком известна, чтобы её называть. — Отмахнулся от расспросов Ворон. — Господа, хочу поведать вам о поезде, который покинет Архангельск в это воскресенье ранним утром, а вы уже сами решайте, что делать с этой информацией....

РАВМИ

— Ректор, можно? — Поинтересовался я, демонстрируя максимально дружелюбный «портрет», что давалось мне очень тяжело.

— Да, князь Станислав. Заходите. Я вас ждал. — Ефим сделал приглашающий жест рукой, указывая на стул рядом со своим столом.

— "Спокойствие, Айзек. Только спокойствие... ". — Повторяя эту нехитрую "мантру", я занял место перед ним, и достав копию приказа ММО, положил его на столешницу. — Ректор Распутин, не могли бы вы пояснить? С Дианой Кручининой понятно, но со мной? Знаю, что вам хотелось бы меня убрать, чтобы ослабить нашу команду....

— Мне? — Переспросил Ефим Григорьевич, недовольного сощурившись, после чего придвинул ко мне неоднородную кипу листов. — Ошибаетесь, Станислав... Вот, ознакомьтесь. По датам не было времени разложить, но общий смысл, думаю, будет понятен. Не торопитесь, изучайте.

Ничего не ответив, я взял первый лист. Это было письмо с обращением к ректору Распутину. Уже с первых строк, меня удивило, то что фамилия отправителя мне не знакома. Некого князя «Егорьева» я отродясь не знал, а его малахольное чадо «Витеньку» тем более! Интересно было то, что этот «Витенька» учился вообще в группе «Б». Письмо занимало почти на две страницы, но я терпеливо прочёл.

Смысл был в том, что князь Егорьев настаивал на том, чтобы не только у его ссыкуна, но и у всей группы «Б» не было смежных занятий с группой «Альфа», пока не закончится обмен. Причиной тому стали учащиеся Романовского лицея, а в частности я. Испуганный событиями Петрограда, сердобольный папаша боялся, что «Кровавый князь» ненароком выпустит кишки его «цветочку» на совместных групповых занятиях.

— Ректор Распутин, что-то не припомню, чтобы группа «Альфа» совместно занималась с кем-то.

— Потому, что вы и ваши товарищи здесь. — Недовольно ответил Ефим Григорьевич. — Читайте дальше, Станислав. Не хочу, чтобы между нами осталось недопонимание.

Следующие четыре письма оказались аналогичного содержания. В них, как назло, упоминался я. Благородные родители все как один опасались за своих чад. Правда, почему-то все были свято уверенны, что вся опасность исходит конкретно от меня. Некий барон Бофорт вообще окрестил меня главарём «Романовской банды». Зря, ведь был бы я чуть помоложе, то он подал бы мне тем самым идею.

Письмо за письмом... Оказалось "поедание" благородных детишек не единственное, что приписывали князю "НосферМышкину". Попалась записка от первокурсницы, где меня обвиняют в «аморальном поведении в общественном месте». Сначала, я не понял о чём идёт речь, но автор «доноса» ближе к концу пояснила. Причиной оказался поцелуй с Викой Елисеевой в столовой.

— «Чтоб у тебя секса двадцать лет не было, завистливая сука».

Далее, я читал уже не так внимательно, и процесс пошёл быстрее. Попались две служебных записки от инструкторов. Макаров жаловался на Диану, а инструктор Шойл уведомлял Распутина о том, что Станислав Мышкин с сообщницей, в лице княжны Сониной, пытались его убить.

— Прочёл. То, что я «воплощение зла» это понятно, но на вопрос, почему меня отстранили... — В середине моей речи, Ефим поднял руку, показав ладонь, и встав, направился к шкафу для бумаг.

Наклонившись, Распутин взял картонную квадратную коробку, с гранями чуть больше полуметра. Одарив меня угрюмым взглядом, ректор вновь подошёл к столу, и поставил её передо мной.

— Взгляни внутрь, Станислав.

Привстав, я обнаружил, что короб заполнен такими же жалобными записками до половины, а Распутин продолжил. — Содержание аналогичное тому, что ты видел только что. Можешь забрать, и на досуге перечитать, чтобы убедиться.

— Предположим, но почему вы поспособствовали тому, чтобы меня отстранили?

Ничего не ответив, Распутин вновь направился к шкафу. Открыв его, Ефим извлёк оттуда папку, почти в пять сантиметров толщиной. Положив её на стол, ректор академии лишь кивнул головой, отойдя к окну.

Папка, что мне дал Ефим, содержала копии писем, написанных им для благородных папаш и мамаш, переживающих за своих детишек. Ответы ректора были однотипными: "Всё под контролем", "Всё в рамках учебного процесса", " Нет поводов для опасений", "Проведу разъяснительную беседу", и тому подобное. После прочтения десятка таких отписок, становилось понятно, что Распутин выгораживал меня и группу Романовского лицея, как мог.

— Вижу, моя