Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да? – опешил я – В книге про это ни слова не было.
Старики дружно рассмеялись, их поддержали русалки.
– Вестимо, не было, – подобрал под себя ноги Карпыч. – Племя людское думает, что все знает, а на деле и понюшки не ведает.
– Так книгу подобные мне писали, – расстроенно сорвал с шеи травяную плетенку я. – А не естествоиспытатели и ботаники.
– А вы что, не люди? – уточнил дядя Ермолай. – Ну да, знаете и видите чуть больше, но суть ваша не меняется. Все спешите, спешите куда-то, вместо того чтобы вокруг внимательно оглядеться.
– И тот, кто до тебя здесь жил, всё спешил, – поддержал его водяник. – Я ему говорил, когда в последний раз виделись – зрю в отражении водном над тобой камень могильный. Плохое вода вещает. Не послушал он меня, и что вышло? Да, а что вышло? Как он сгинул?
– Отравили Захара Петровича, – вздохнул я. – Яд любого свалит, если рядом антидота нет.
– Кого нет? – в один голос спросили старички.
– Чего нет, – пояснил я. – Противоядия. Его не оказалось, зато ваш покорный слуга подвернулся.
– Не самый плохой для тебя случай вышел, парень, – вздернул вверх бороденку водяник. – Ведьмаком стать – не мальков гонять, в этом пользы больше, чем обычным пустоцветом жить. К тому же, слышал я, тебе путь достался хоть и трудный, но зато почетный. Вроде как Ходящий близ Смерти ты.
– А то сам не видишь – рассмеялся дядя Ермолай, показав на Жанну, которая сидела чуть в сторонке, обняв руками колени, и не мигая смотрела на пляшущее пламя костра. – Вон уже спутницей из неушедших обзавелся.
– Так и правильно, – одобрил Карпыч. – С кем ему еще ходить-то? С перевертышем? Или планетника за пазухой носить?
А ведь ему что-то от меня нужно, точно говорю. Не просто так он разговор к моей сущности подвел. И дядя Ермолай в курсе происходящего.
Если ничего особенно экзотического не попросит – пойду навстречу. Много пользы от этого дедка получить можно, спинным мозгом чую.
– Планетника не хочу, – сразу отказался я. – Очень уж это нервная публика.
Рассказывал мне про них Антип недавно вечерком. Домовой вообще оказался кладезем знаний, потому что жил давно, много чего видел, много чего слышал. Нет, совсем уж замшелые, дохристианские времена он не застал, но исправно запоминал в бытность свою домовенком все, что рассказывал его дед, у которого на воспитании он находился. Водится так у домовых – не отец воспитывает молодое поколение, а дед. Не знаю отчего.
Так вот, о планетниках. Крайне неприятные были существа. Они руководили тучами и, отчасти, ветрами. Могли урожай побить градом потехи ради, могли летом снегом поле засыпать. Это если локально, один из них работал. А если они собирались в кучу, то тут умри все живое! Причем не в переносном, а в буквальном смысле. Если верить Антипу, то в «сильно давнее время» именно планетники послужили причиной смерти «дитяток да женки царя-батюшки, что добро правил». По моим прикидкам, речь шла о Борисе Годунове. Если не ошибаюсь, именно многолетний неурожай, связанный с постоянными холодами и дождями, стал первой предпосылкой для недовольства народа его правлением. Еще, кстати, домовой намекал, что не просто так те планетники такую каверзу устроили. Дескать – «заказали» царя-батюшку. Вытащил кто-то эту публику из Нави, где те спокойно дрыхли, и на Годуновых напустил. И был этот кто-то большой мастер-чародей.
Вот такой дворцовый триллер «а-ля рус». Монархи тоже плачут.
Кстати – частично эти планетники по моему ведомству проходят. Они, когда человеческий вид принимают, чаще всего в свежих покойников вселяются, в тех, что с посмертной червоточинкой были. В утопленников, в висельников, в матерей-детоубийц. Это все их клиентура. Душа была черная, стало быть, тело к ней привыкло, отторгать планетника не станет.
Вот и накой мне такое счастье?
– Да его нынче и не сыщешь, планетника, – отмахнулся дядя Ермолай. – Откуда им взяться? В небесах вон железны птицы порхают стаями, где там теперь умоститься?
Это он, должно быть, о «летунах» с военного аэродрома, что в Кубинке базируется. Эти «воздушные волки» почти ежедневно выделывали кульбиты над Лозовкой, как днем, так и ночью, отрабатывая слетанность в «парах» и звеньях. Так гудели иногда, что я даже ночью просыпался.
– И слава Роду! – сплюнул Карпыч. – Я этих поганцев терпеть не мог. Им как вода нужна была, так они вечно ее из рек черпали. Брать берут, но, чтобы обратно вернуть – нет их!
– Не говори, – поддержал его лесовик. – Хорошо, что иные из нас ушли за кромку, да там и остались.
– Верно! – кивнул водяник. – Одно плохо – все одно имеются такие, которые чистую воду баламутят.
И – зырк на меня хитренько.
– Это кто же? – не стал чиниться я, и подыграл старичку.
– Да вот, понимаешь, какая штука вышла, ведьмак, – дедок понял, что я его несложную хитрость разгадал. – Тут недавно мужички трубы железные в землю запихивали за каким-то лядом. Вон там, за излучиной. Отсюда не видать, но так и было.
– И? – поторопил я его, уже догадываясь, в чем дело.
– «И», – передразнил меня Карпыч. – И могилу старого мукомола потревожили, паразиты. Того, что первым здесь мельницу снарядил!
– Всё равно непонятно, – сказал я дяде Ермолаю.
– Мельники – народ непростой, – степенно объяснил тот. – Как и кузнецы. Мельник, что на реке живет, много чего такого знает, что обычным людям ведать не след. А тот, который первую воду в колесо пускает, и вовсе договор с речным хозяином заключает. И от своего имени, и от имени всех тех, кто за ним тут будет жить да зерно молоть. И цена этого договора – его душа. Не должен он своей смертью помереть, обязан реке ее отдать.
– Проще говоря – пойти и утопиться, – внезапно подала голос Жанна. – Так, дедушки?
– Верно, девка, – одобрил ее слова Карпыч. – А этот лиходей взял, да и помер! Не нарочно, правда, сердечная жила у него лопнула, когда мешок на плечи взгромоздил. Но договор-то остался. Мы же не просто так, мы ведь богов в свидетели призывали, как по Покону заповедано.
– Им Дара помогла, – перехватил нить рассказа дядя Ермолай. – За мзду немалую, ясное дело. Похоронили мельника на перекрестке дорог, на место то заговор кинули, вроде как все при своем остались.
– А тут перекопали его! – забавно сморщил лицо водяник. – Печать, что Дара положила, сломали! Теперь Степан что ни ночь к моему омуту таскается, хочет в реку попасть, как положено. Только мне такого добра не надо! У него внутри-то все черным-черно, он мне тут всю воду попортит!
– Вот теперь все ясно. – Я выкатил из костра картофельный кругляшок. – Надо его отправить куда подальше, верно?
Не понравилась мне эта ремарка про черноту внутри. Видал я уже одного такого. Хотя… Там-то злодей был, душегуб. А тут – мельник. Может, конечно, он и натворил чего в своей жизни, но умер-то точно своей смертью.