По выходным девушка стала ходить в чащу за компанию с Оскари и Чертом. Таня научила зверя плясать вприсядку. Поначалу эта суета казалась Черту странной, но когда он ухватил, в чем суть, то плясун из него вышел лучше, чем из Тани. Хуусконен пел казацкие песни, под ритм которых Черт и Таня танцевали. Хорошо поставленный в церквях баритон пастора отлично заменял музыкальный инструмент, своеобразно аккомпанируя на занятиях в лесной школе танцев.

Оскари Хуусконен хвалил танец Тани. Девушке нравились его похвалы; она говорила, что русские женщины всегда славились своим танцевальным мастерством и, кроме того, были превосходными актрисами.

– Но я, пожалуй, единственная, кто получил «Оскари».

В эти ясные дни позднего лета у Оскари Хуусконена появлялось смутное ощущение счастья; оно почему-то пугало его: осталась ли еще для старого деда в этой жизни крупица радости и хорошего настроения? В который из этих дней или недель в соловецкой чаще придется платить по счетам? Или он уже заранее заплатил за свои немногочисленные радости? Может, он настрадался на этом свете так, что сейчас судьба – уже не Бог – приоткрыла дверь в немного более светлую сторону существования?

Судьба, значит. Оскари Хуусконен особенно не верил и в нее. Он уже давно начал думать, что человечество болтается во Вселенной не одно. Он внимательно читал распечатки семинара SETI астрономическим центром «Эврика» прошлой весной. Чтобы убить время, пастор участвовал в семинаре, пытаясь каким-то образом найти замену Богу, нового, какого угодно бога, заполнившего бы невыносимую, бесконечную пустоту, которую образовало в его душе неверие.

Оскари Хуусконен, конечно, понимал, что Вселенная настолько велика, настолько глубока и обширна, что человеческий интеллект не способен ее охватить. В этом необъятном море миров, по логике, помимо людей обязаны дрейфовать другие живые и разумные существа. Обязательно где-то, может, в сотне или тысяче световых лет от Земли, обитало на своей планете некое неизвестное разумное общество, которое в полной тишине следило, усмехаясь, за жизнью земного шара и в распоряжении которого, возможно, находились решения всех самых больших загадок: рождения, развития, смысла жизни – всего.

На семинаре «Эврики» прозвучал доклад о том, что человечество прослушивало космос с помощью огромных радиотелескопов; постоянно, днем и ночью, с их помощью из года в год сгребали радиоволны, которые, возможно, были посланы в сторону земного шара и которые ученые были готовы расшифровывать. В деле участвовали американцы – например, у Калифорнийского университета была программа SERENDIP [2], запущенная еще в 1970-х годах, и сейчас американцы достигли уже ее третьей стадии. Сигналы внеземного разума вызывали, конечно, огромный интерес и в других частях земного шара, радиотелескопы на каждом материке пытались уловить возможные сообщения чужих культур, этим занимались в Европе, Азии, Латинской Америке и, конечно, в Советском Союзе, то есть нынешней России.

Плохо только, что, хоть уши человечества и были наготове, земного шара не достигло ни одно внятное радиосообщение. Черный космос оставался нем. Если где-то там, в глубинах Млечных Путей, и существовал некий божественный разум, то было непохоже, чтобы его интересовали люди – ни американцы, ни русские, никто.

Таня, Черт и Оскари лежали в лааву, а костер согревал их ноги. В закоптившемся чайнике закипала вода. Поздним летом густые стаи соловецких комаров были вынуждены сдаться прохладной погоде и не изводили людей. Оскари Хуусконен рассказывал Тане о Боге, о прежней вере и о своих новых мыслях по поводу находящегося далеко за звездами более развитого интеллекта, который, возможно, существует, должен существовать, по логике, должен, это естественно.

Таня считала священников странными, особенно тех, чья вера дала трещину.

Оскари завел речь об одной давно занимавшей его ум мысли.

– Я тут летом думал, что, если бы было можно… правда, осмелюсь ли я просить у тебя такое?

Таня пообещала выслушать.

– Раз уж ты работаешь на телеграфе… нельзя ли мне как-нибудь туда прийти послушать звуки космоса? Вдруг я случайно перехвачу какой-нибудь космический сигнал, с другой планеты… только не считай меня теперь совсем чокнутым.

Таню это рассмешило. Перед ней был оставшийся без работы священник, который искал себе нового бога. Через соловецкий телеграф, конечно, установить связь с таким сверхъестественным интеллектом просто вопрос времени.

Пастор Хуусконен был раздосадован. Обиженный, он помешал угли перед лааву и повернулся поговорить с Чертом. Медведь уткнулся носом в подмышку Хуусконена и забавно засопел. Такой у него был юмор. Вдруг на Таню напал кураж, она уронила свое лицо в другую подмышку пастора и тоже начала сопеть. Когда Черт лизнул пасторскую физиономию, Таня сделала то же самое. Затем она стала серьезной и спросила, на какой частоте обычно прослушивают космические сообщения. Можно было, конечно, попробовать.

Пастор Оскари Хуусконен воспрял духом. Как здорово – он, возможно, собственными ушами уловит звуки космоса! Конечно, мощность приема соловецкого телеграфа не поражала воображение, если сравнивать ее с параметрами американских радиотелескопов или российских ракетных баз. С другой стороны, расположение острова в глубине Северного полушария, в уединенном месте, почти в открытом море, могло оказаться решающим: а что, если именно здесь существовала возможность принимать сообщения, адресованные Земле с другой планеты? Раньше совершенно точно никто и никогда не прослушивал космические сообщения в этом уголке земного шара, думая о могущественном разуме, сосредоточенном в невообразимых глубинах Вселенной.

Лежа на хворосте в тепле костра, с медведем в одной подмышке и русской женщиной – в другой, пастор Хуусконен думал вслух:

– Из этого может выйти что-то безрассудно неземное.

Пастор Оскари Хуусконен учил Черта в соловецкой чаще все позднее лето и осень. Остров, или даже архипелаг, стал хорошо им знаком. Сам главный остров занимал площадь 285 квадратных километров, отличался каменистыми берегами, его усыпали бесчисленные пруды и озерца, а рельеф преимущественно был равнинным, с густыми лесами. В жестокие лагерные годы лес на архипелаге безжалостно вырубили, но сейчас следов уничтожения почти не осталось: природа взрастила новый лес в этих северных краях, и суровый ветер с Белого моря больше не проникал во внутреннюю глушь архипелага.

От Большого Соловецкого острова шла насыпная дорога до Большой Муксалмы, оттуда – до Малой, а дальше в море виднелся еще остров Анзерский, где находились монастырские скиты и стометровая гора Голгофа. Туда Хуусконен с медведем, конечно, не добирался, потому что у них не было лодки.

Наивысшей точкой Большого Соловецкого острова была Секирная гора – возвышающийся над морем примерно семидесятипятиметровый холм на северо-западной окраине острова. Туда вела ухабистая дорога от кремля, и часто Оскари Хуусконен брел по ней до Секирной горы, поднимался на вершину – посмотреть на возведенную там церквушку и поговорить с туристами. Но с Чертом все-таки веселее всего было бродить по лесной глуши, разбивать лагерь на берегу черных прудов, где рос мясистый торфяной мох, ловить окуней и проводить занятия в лесной школе.