было решение вопросов с помощью «мяса». Оппоненты, знающие, что у монтажников нет молодежи, и в том их слабость, привезли для устрашения два автобуса шпаны с арматурными прутьями.

Кондрат даже и не думал вести диалог. Он приехал в сопровождении микроавтобуса, из которого повыскакивали вчерашние слесари и начали стрелять. Никто не пострадал, так как Кондрат приказал стрелять под ноги и в воздух. Но противники всё же в панике ретировались. Запрыгнуть в стартанувшие автобусы успели не все, пришлось побежать в лес.

По городу прошёл слух об отморозках, которые загнали пацанов в лес и преследовали как дичь. Это не совсем так — не преследовали, те отсиделись в кустах и вылезли, когда всё стихло.

На этом притязания на кондратовы дела закончились. Но либо он понимал, что это лишь до поры до времени, либо его вдруг одолели амбиции — он решает завести себе войско. Слесари, а ныне реальные пацаны, прошедшие боевое крещение, становятся основой группировки. Кондрат поручает им подтягивать молодёжь, за что они берутся с превеликим энтузиазмом.

Нюанс был в том, что эти работяги ничего из себя не представляли. Поэтому нормальных пацанов подтянуть не могли — ну кто пойдёт под мазутного чумазика, который двух слов связать не может? Но у парней был козырь — их не интересовало ни прошлое, ни настоящее, никаких проверок и прописок они не устраивали, двери были открыты для всех.

Первая волна примкнувших состояла из тех, кого отшили из нормальных мест. Им попросту было нужно влиться куда-то, чтобы не жить бесправной тенью.

В свою очередь они стали подтягивать явных чертей, которые тоже стремились что-то значить или просто хотели выжить.

Третий этап набора был самым экзотическим и самым опасным. Черти стали подтягивать школьников, причем самую изгойную касту — гашёных и башкастых, аналог лагерных опущенных.

Опасность этой категории очевидна. Ни для кого не секрет, что в армии, например, самая жестокая и бессмысленная дедовщина исходит от тех, кого больше всего гнобили. В тюрьмах самые страшные пресс-хаты — состоящие из обиженных. Вот и здесь — ещё вчера подростка заставляли брать в рот в школьном туалете, а сегодня у него за спиной несколько сотен таких же озлобленных на весь мир.

Раньше Южный район считался самым спокойным в городе. Лично я не раз гулял здесь с девушкой под ночной луной. Помимо спокойной обстановки там ещё и природа располагала к романтике (много зелени), и архитектура района.

Но в считанные месяцы район наполнился сотнями агрессивных моральных уродов, которые стремились отыграться за все свои ущемления едва ли не на каждом прохожем. Монтажники ввели негласный комендантский час и патрулировали район толпами до сотни человек. Избивая не только чужаков, но и простых мирных жителей. Несколько местных малочисленных бандеек ушли в подполье, а кто-то предпочёл влиться в «Шиномонтаж».

К Кондрату стали наведываться ходоки с просьбами и требованиями утихомирить разгулявшуюся шпану. В том числе из органов. Но он уже вошёл в роль авторитета, контролировавшего четверть территории города, и вёл себя надменно, демонстрируя всем, что никто ему не указ.

Очень быстро вся эта нечисть вылезла за пределы Южного района и, поверив в себя, стала залупаться на всех подряд. Вспыхнула война с матнёвскими. Прошло несколько массовых побоищ, после каждого из которых осталось по одному-два трупа. Казалось, что вновь наступил хаос 90-х.

Убили первокурсника с моего факультета, неудачно попали трубой по горлу. Такой же деревенский парень, как я. Родители сняли ему квартиру в Южном, а он вместо учёбы начал бегать с монтажниками. Помню, в институтский туалет заходил, робея. А через месяц вижу — ходит по коридорам грудь колесом, плечами чушпанов бортует.

Если поначалу все относились к монтажникам с презрением, то теперь их откровенно боялись. У этого сброда не было никаких понятий, их никто не контролировал и не спрашивал с них за беспредел. Они не ходили по одному, многие всегда с ножами, пуская их в ход даже без нужды.

Я и все мои знакомые наблюдали за происходящим с удивлением и опасением. Власти забили тревогу, пресса выдавала острые сюжеты один за другим. Городские авторитеты, по слухам, устраивали круглый стол. По другим слухам, лидеры ОПГ и милицейское руководство совместно обсуждали проблему.

Так продолжалось около года. За это время Кондрат подмял под себя почти весь бизнес Южного района, затронув интересы многих. Но в одно солнечное утро был благополучно застрелен на выходе из коттеджа, вместе с двумя телохранителями.

Газеты в те дни пестрили заголовками в духе «90-е возвращаются?!»

На этом буйство монтажников стало прекращаться. Началась внутренняя грызня, обезглавленная группировка раскололась на несколько частей. Прошла серия массовых арестов.

Половина слесарей с той поры чалятся с большими сроками. Слышал, сидится им несладко. Потому как отбывают на местных зонах, где прекрасно наслышаны за их поведение и немало тех, кому успели насолить.

А слово «монтажник» с тех пор в городе стало нарицательным, означающим дерзкого баклана.

10

Енот

Вызывает Артём меня и Ростика к себе.

Едем в офис и гадаем, сильно ли будет бить — мы тогда накосячили немного кое в чем.

Бить не стал, пожурил чуток и дал задание. Конфиденциальное и связанное с насилием. На большее, видимо, мы ещё не годились.

Надо приехать на адрес и всех избить. А некоему Еноту сломать обе руки.

Кто такие, за что, сколько их там — не уточняется. А мы — типа Траволта и Джексон в «Криминальном чтиве» — лишних вопросов не задаем.

— Бойтесь ножей, — предупредил Артём. — И сами не берите. Вообще никогда не носите.

Едем с Ростиком и тремя пиздюками на дело. На трамвае, чтоб машину не светить, мало ли. Ладно, вру — не было у нас тогда машины.

Оставляем молодёжь на пролёт ниже, сами поднимаемся, звоним в дверь. За ней слышны пьяные голоса и музыка. Ростик наверняка, как и я, гадает, сколько там народу. У него на правой — кастет, у меня в левом рукаве — кусок трубы.

Дверь открывает пьяная кобыла. Не спрашивает, кто мы, отходит в сторону — проходите, мол. Заходим, успеваю заметить, что квартира — обычный притон. Но такой, знаете ли, приличный, где пока ещё обувь принято снимать.

Ростик вежливо: «Благодарю, мадам» — и с левой в челюсть, наповал.

А очко играет меж тем, что душой кривить.

Входим в комнату, за столом сидят два урода. В прямом смысле, лица дебильные, не чета нам, студентам-интеллектуалам. Начинаем бить, те в крик — чё творите,