И вот однажды, воскресным вечером, я дежурил возле дома и увидел, так сказать, парадный выход семьи Гаевого. Наверное, они направлялись в театр или в гости. Шли неторопливо, посмеивались, переговаривались. На углу их ждал лимузин с шофером. Выглядели все очень респектабельно. Гаевой и сам — представительный мужчина, и жена у него красивая, и дочери хорошенькие… особенно старшая. Младшая была еще подростком. А старшая, то есть, ты — в самом расцвете юности, холеная, казалась мне воплощением того мирка, который я ненавидел. Благополучного, самодовольного, а внутри — порочного.

На следующий день я опять дежурил возле дома. Ждал возвращения со службы Гаевого. На что я рассчитывал? Подстеречь его в подъезде? Возможно. Не знаю, что именно пришло бы в мою одурманенную голову, но я был готов на все. Ждать пришлось долго. Входили и выходили разные люди, а Гаевого все не было. И вдруг из подъезда выплыла его старшая дочь под руку с кавалером. Пошли по улице, красивые, упакованные во все фирменное. Они даже не заметили потрепанную и заросшую личность, что околачивалась на углу возле магазина.

Я снова почувствовал безысходность своего положения. Их привилегированный мирок был замкнут. Туда не пускали подобных мне.

Стало любопытно, куда пойдет эта парочка. И я поплелся за ними. Я уже научился выслеживать, оставаясь незамеченным.

Они топали вперед, разговаривали, смеялись. Иногда он обнимал ее, прижимал к себе. Путь был не такой уж близкий, но я решил выследить их до конца. Парочка вошла в какой-то подъезд. Поднялась на второй этаж. Зазвенели ключи, открылась дверь. Я вышел на улицу и стал ждать. Был уверен, что девица из того мирка прошла огонь и воду, что она, несмотря на молодость, — порочное и развращенное создание. Вот сейчас там, в квартире у своего хахаля, она занимается любовью. Интересно, как? Ведь пресыщенные оба, нормальное их уже не устраивает. Может, там даже не одни. Возможно, в этой квартире — притон. Там оргия, групповой секс. Словом, картинка из порнухи. И чем больше я об этом думал, тем больше распалялся и ненавидел ее. То есть тебя… Так я ходил туда-сюда минут пятнадцать и вдруг увидел, что ты выбегаешь из подъезда. Ну, подумал я, что-то там случилось. Может, кого-то случайно убили, а теперь разбегаются по домам. Нет же, не дам я тебе так просто уйти, балованная стерва. И я бросился за нею следом. В меня словно дьявол вселился. И она, как на грех, бежала через парк…

Я налетел на нее сзади…

Дальше знаешь, как было дело. Но знаешь только внешнюю сторону. А что творилось у меня внутри, когда я понял, что совершил преступление, что изнасиловал невинную девушку, что теперь по мерзости сравнялся с ее отцом… Я испытал настоящее потрясение.

Нина угадала окончание его рассказа еще в тот момент, когда он упомянул о «парадном выходе» семьи Гаевого. И слушала Ярослава с гнетущим, тоскливым чувством, от которого холодело все внутри. Однако Нина не верила, не хотела верить, что он говорит правду. Рассказ Ярослава казался ей каким-то мрачным сочинительством, о чем и заявила ему:

— Я предчувствовала, что ты наговоришь мне всю эту белиберду! Прямо автор детективов. Понимаю, что ты задумал таким оригинальным способом меня утешить. Дескать, не было никакого грязного насильника, а был я, твой будущий муж, просто первая брачная ночь оказалась неудачной. Напрасный труд. Можешь не стараться. Я тебе все равно не поверю. Думаешь, я совсем дурочка, не разбираюсь в людях, и не знаю, кто на какое преступление способен? Это не мог быть ты! И не надо ради спасения моей психики возводить на себя напраслину.

— Я мог бы это скрыть, — сказал Ярослав, не глядя на Нину. — И ты бы никогда не узнала… И по доброте своей никогда бы не подумала обо мне ничего такого… Но не хочу, чтобы эта тайна давила на нас вечным грузом. Делай со мной что хочешь, но то был я.

— Не верю!.. — крикнула Нина с тоской.

— Это нетрудно доказать. Есть детали, о которых могут знать только двое — насильник и жертва. Например… Помнишь тряпку, которую тебе накинули на голову? Она пропахла бензином и машинным маслом. Это была моя старая куртка. В ней я подрабатывал вечерами в гаражах. Недалеко был поваленный ствол дерева, и ты присела на него, когда застегивала разорванную одежду. Ты споткнулась, когда…

Ярослав продолжал говорить, описывать место, время и другие подробности. Нина уже почти не улавливала смысл, а только слышала интонацию его голоса — резкую, исполненную мрачной решительности. Он говорил, словно прыгал в ледяную воду. И теперь она уже не сомневалась, что Ярослав говорит правду. Нина почувствовала себя страшно опустошенной, словно из нее вынули душу. Свет и тень, любовь и ненависть, добро и зло — все смешалось и все перестало существовать. Она опять увидела себя как бы со стороны одинокой странницей, бредущей по обочине жизни.

— Не надо, — остановила Нина Ярослава. В ее охрипшем голосе была боль. — Теперь все ясно. Значит, это был ты… Подобным образом ты отомстил Гаевому?

Она посмотрела на Ярослава, но он сидел, опустив голову, и не встретился с ее взглядом. Ответил так, словно обращался не к ней:

— Мне казалось тогда, что ты — его продолжение, воплощение ненавистного мне клана.

— Почему был так уверен, что человек не может выломиться из своего клана, из своей среды? Сам же — выломился.

— Я многого тогда не понимал и не знал. Не знал даже, что ты ему не родная дочь.

— А если бы знал? За Катьку бы принялся? Не посмотрел бы, что малолетка?

— Ну зачем ты так…

Они взглянули друг другу в глаза и Нина поняла, что теперь между ними пропасть, через которую она не сможет переступить. Человек-фантом, в котором совместились сказочный принц и грязный насильник, не мог быть воспринят сознанием. И Нина спросила:

— А как теперь с тобой говорить? Как смотреть в глаза? Разве могу я после этого находиться под одной крышей?

Ярослав вдруг схватился руками за голову и, качаясь из стороны в сторону, простонал:

— Дурак! Зачем я признался?!..

— Не бойся, не донесу в милицию, — сказала она безжалостно. — Я даже никому об этом не расскажу. Пусть этот скверный анекдот останется между нами.

Ярослав посмотрел на нее так, словно Нина его ударила.

Нина вскочила и принялась лихорадочно собираться, бросать в сумочку разные мелочи, расчесываться на ходу.

Ярослав схватил ее за руку, не выпуская из комнаты.

— Погоди! Я еще не рассказал тебе, что было со мной потом, после того… преступления.

— Пусти! Это совсем не интересно, в какие еще истории ты попадал. Ты мстил мне, потом пользовался, как средством для достижения цели, ставил надо мной эксперимент… психологический… и физиологический… А теперь рассказал всю правду, чтобы не заносилась, а жила в реальном, грубом мире. Так сказать, опустил меня с небес на землю. Прямо в грязь. Теперь твоя месть завершена.

— Так вот как ты думаешь обо мне? — воскликнул Ярослав и глаза его стали сумасшедшими. — И с этими мыслями хочешь уйти?! Надеешься, что я тебя так отпущу? Ты отсюда не выйдешь, пока не выслушаешь до конца!